Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение
Шрифт:
– Да чего уж, не в первой. – Засунув руки подмышки, под тулуп, Любаша притоптывала ногами в онучах и лаптях. – Одеться надо было теплее, но я как с ума спрыгнула, когда увидела оленёнка.
Домослава, жалея руки, стала втаптывать его ногами в коротких обрезанных валенках.
При виде Годиславы оба пса перестали лаять и рваться с ремней и только поскуливали, всем телом дрожа от нетерпения. Они изо всех сил тянулись к любимой хозяйке, кормившей их чаще других.
Первые брошенные куски псы сожрали ещё на лету и смотрели на Годиславу просящими глазами.
– Позже принесу, когда тушу разделаем. Костей с мясцом, – посулила
Из сусека [20] она достала комок соли, положила в мешочек, привязанный к поясу. Разогнулась, потерла хромую ногу и подхватила пустую липовую кадку.
– Годя! Годя, итить твою ленивую! – донеслось на разные голоса с заднего двора. – Поспешай!
Сырые внутренности оленя воняли дерьмом, не отвратительным свиным, всё-таки животное травоядное, но всё равно противно. Выворачивая синюшные кишки наизнанку, Любаша соскребала с них белесую слизь, и мыла, мыла, мыла их в пяти водах… а вода с каждым ведром становилась всё холоднее. Кишками провоняла вся одежда. От рук, платка и даже от волос несло навозной ямой и казалось, животный дух неистребим.
20
Сусек – выдолбленный ствол широкого дерева, чаще дуба или липы, с крышкой.
Наконец, очищенные и много раз промытые кишки Любаша сложила горкой в бадью и распрямилась. На разделочном пне осталась половина туши. Ведогор резко рубил мясо, Домослава споро завёртывала каждый кусок в отдельную рогожу и засовывала в бадью на просолку. Несмотря на большой размер кадки, целый оленёнок в неё влезть не мог.
Отдельно Домослава отложила оба желудка. Их внутренний слой для начала она использует при готовке сыра и только потом для жаркого.
Сглотнув голодный комок, Любаша негромко проговорила:
– Домыла я кишки, Домослава.
– Молодец, благодарствую. – Оценив лежащие на окровавленном снегу куски мяса, подобрала не тощий, но и не жирный кусок, от средней части ноги. – Держи, и захвати бадью с кишками-требухой, поставишь в сенях.
Дрожа от холода, в короткой шубке, залитой спереди водой, в мокрых онучах, соседка смотрела отчаянным взглядом.
– Мне бы… немножко ещё, для двух сыночков…
Живот Любаши выпирал, напоминая о скорых родах. И в самой Домославе толкнулся ребёнок.
– Возьми себе немного требухи и накрой бадью крышкой, она на стене висит… К матери зайди, поешь.
– Спасибо тебе, – Любаша поклонилась, приняла из рук Домославы мясо, заснула за пазуху, подхватила тяжелую бадью и поспешила в перевалку к тёмному крыльцу, придерживая живот.
В дверях она столкнулась с Годиславой, и та быстро дала ей свёрток рогожки.
– Это солонина. Кишок тоже возьми. Жаренные, с лучком, они ой, какие вкусные.
– Спасибо, тебе, подруженька. – В голосе Любаши послышались слёзы.
– Не за что, тебе сейчас есть нужно больше, чем обычно.
Обойдя Любашу, Годислава спустилась на задний двор и, посыпая солью твердевшую на морозе шкуру оленя, стала складывать её, сначала вдвое мехом наружу, затем в четыре раза.
– Я её завтра при солнечном свете поскоблю. В темноте могу испортить и руки поморожу, с утра прясть не смогу. – Громко говорила она в сторону свояка. – А завтра днём потеплеет, и шкура лучше выйдет. Нога моя ноет, оттепель чувствует.
– Тебе лучше знать, – согласился Ведогор. – Ты у нас главная по шкурам.
Деревня Явидово. Посиделки у ткачихи Славуньи
Тяжесть
По всем лавкам и на скамейке девок и молодух набилось больше десятка. Кто пристроил переносные прялки у ног, кто между колен и деловито насаживали на навершие льняную, а чаще шерстяную кудель [21] , выданную матерями или свекровями. Рядом выставляли деревянные плошки для обмакивания пальцев при прядении.
21
Кудель – Расчёсанный комок шерсти, льна, конопли или крапивы, пригодный для прядения в нить.
Поглядывая на девушек и молодых баб, парни вытаскивали из принесённых мешков баклуши. Разложив горкой деревяшки, они разглядывали расшитые женские подолы юбок, тесьму на рукавах рубах, бусы с оберегами, пояса и украшения. И только потом любовались лицами. Каждый знал – «с лица воду не пить» и в семью привести нужно девушку не столько красивую, сколько богатую и работящую.
А девицы, переглядываясь, пряли первую нить, отрывали длиною со свою ладонь и отдавали подошедшей Славунье. Та, перекрутив их, смяла, подошла к печи и со словами: «Возьми Мокошь [22] нашу пряжу, путь не рвётся, не гниёт и не путается», бросила в огонь.
22
Мокошь – славянская богиня плодородия и здоровья.
Девицы и молодухи продолжили сучить и крутить нити, весело переглядываясь между собой. Парни зашвыркали ножами по дереву. Ненадолго стало тихо и слышалось шипение от падающих угольков с прогоревших лучин, в миски с водой и мокрым мхом, стоящих под светцами [23] . Сегодня Славунья поставила их четыре, достав и старые, корявые, выструганные из корневищ деревьев. Два железных светца – зависть половины деревни, Славунья поставила в середине комнаты.
Из-под хозяйской лавки, где сидели свекруха Ванда и вышивальщица Дуняшя, задев расшитый подзор [24] выпрыгнула здоровенная зайчиха с задней обрезанной лапой, чтобы не сбежала.
23
Светец – высокая, до полутора метров, металлическая или деревянная подставка для трёх-пяти лучин, освещающих комнату.
24
Подзор – вышитый или кружевной край парадной простыни, постоянно застилаемой под простым постельным бельём.
Понюхав валенки и лапти на ногах девиц, и пожевав стружку у лавки парней, она допрыгала до печи, поискала чутким носом еду на полу. Ничего не нашла, быстро нагадила, и упрыгала обратно под лавку-постель к запищавшим зайчатам. Все, не отрываясь от работы, следили за шустрой зверушкой.
– … И вот, значит, пошел Княжич за третье царство, к море-океяну, искать камень Алатырь на заветном острове, – завела продолжение сказки седая Ванда, не перестающая крутить нить. – И взял он собою два гребня – костяной да деревянный, лаптей целый короб и хмельного кваса…