Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение
Шрифт:
Сказку перебил вошедший Сотя. Застенчиво проговорив: «Всем здравия», он снял шапку и тулуп, кинул их в угол, где навалом лежала одежда остальных, и прошел через большую комнату в детский угол, где сыновья Славуньи топориками не прекращали щепить лучину.
Не садясь, мальчик достал свой складной нож и принялся рассматривать его у светца и так и эдак, то закрывая в деревянную ручку, то снова раскрывая. По лезвию ярко скользили отсветы от горящих лучин. Славодар, Божидар и особенно радостно замычавший Неждан с завистью следили за движениями Соти. Парни постарше смотрели как бы с равнодушием… но
– … И была там краса-девица, а глаз недобрый. И Княжич вспомнил свою оставленную наречённую Сияну, плакавшую по нему горькими слезами… – Продолжала гнусавить сморщенная Ванда.
– Со-отя! – Негромка позвала Дива. – Быстро ко мне.
Руки обеих сестёр были заняты нитками, скручивающейся с кудели на веретено, значит, обойдутся без подзатыльника – решил мальчишка. Подскочив к сестре, Сотя обнял её за колени, и она сразу заулыбалась. Соседние девушки тоже. Но Дива, перехватив веретено с правой руки в левую, дала-таки затрещину братцу и зашептала:
– Не смей хвалиться на людях.
– А когда можно? – Потирая голову, нахмурился мальчик.
– Когда взрослые не видят. – С шепотливой улыбкой учила Мила. – Иди, солнышко, к Итиру, учись ложки и ковши резать.
На скамейке парней места не было, и Сотя пристроился у ног светловолосого Итира. У парня пробивалась золотистая бородка, и Итир считал себя взрослым. Крепкие пальцы по-особенному держали нож, и на ручке только что вырезанного ковша появлялся коник-жеребчик. Глядя на двигающиеся крепкие пальцы Итира в мелких порезах, Сотя заснул, прислонившись к его колену в застиранных портах.
Брат-погодок Итира, Велемир, стругал очередную ложку.
– К Василисе свататься буду. Слыхал, сегодня опять приволокла оленя. – Кудрявый, с плетёной берестяной повязкой через лоб, в расшитой рубахе и заштопанном мятле, Веля переглядывался со всеми девицами, зная, как он им нравится, да и взрослым бабам тоже. – И дом у Василисы с мамкой стоит, хоть и недостроенный, а всё равно – свой дом. У нас-то с тобой ступить ночью негде что в одном доме, что в другом, все полы мы с братьями занимаем, а младшие в обжимку на лавках спят, к утру падают. Женюсь на Васе.
– Хлебало-то подбери. – Тихо, не перебивая голосом рассказчицу Ванду, проговорил Итир. – За тобою ничего, кроме смазливой рожи да пару бортей [25] в лесу, а за Васей дом, хозяйство, приданого два сундука, перина, молоток и Годислава на посиделках хвалилась – железный плуг они сторговали, скоро привезут. Вот, помяни моё слово, в примаки мужика возьмут, чтоб из дома ничего не отдавать.
Слушая брата, Велемир улыбался.
– На Василису пока никто не обращает внимания. Я её первый завалю.
25
Борть – улей из выдолбленного дерева, размером до полутора метров.
– Да завали хоть половину деревни, что ты уже делаешь. Мне нужна только Оня, а её даже на посиделки не отпустили.
– Из-за тебя и не пустили. Столько девок! А ты к вдове прикипел.
– Велемир, братец мой, – в руках Итира шевелилась стружка и когда она упала, пальцы
С сочувствием посмотрев на брата, Велемир весело вздохнул:
– Ой, наваляет нам её свёкор по мордасям. Ты сколько ложек нарезал?
– Я всё равно на ней женюсь, – тихо пообещал Итир. – Ложек только две, зато интересные.
– Вот, – Велемир выложил перед собою на полу ряд ложек. – Пока что они немного кривые, не то, что у тебя. Но буду править.
И он стал обтёсывать выемки и затылки ложки долотом, придавая им правильную округлость.
За разговором братьев наблюдала Болеслава. Девушка яркая, чернобровая и одетая богато, но постоянными резкими движениями и язвительными придирками, она вызывала к себе неприятие большинства ровесниц и парней. Она заранее ревновала любимого Велемира. Пальцы девушки быстро свивали нить, и веретено крутилось, постукивая по доскам пола. Сердце Болеславы билось от предощущения – не ей достанется горячий любовник, ненаглядный Веля, жизнь её, сладость её…
Кудели на прялках становилось меньше, а клубки нитей толще. И вот первую скамейку подтащили к столу и девицы, по указаниям Славуньи, стали делить творог и сыры, раскладывать пряники и пирожки на деревянных и глиняных блюдах, разливать из гостевых жбанчиков, составленных под столом, квас для девок и брагу для парней. Блюда заставили весь стол, и обилие еды поднимала настроение не хуже вина.
Первыми на угощение набросились дети, за ними потянулись парни. Девицы старались выглядеть сытыми и скромными, и неспешно принимали из рук Славуньи и Ванды куски хлеба и пряники. Дети хватали всё, что ближе лежало, парни налегали на кружки с брагой. Её разливал Велемир, в первую очередь, не забывая себя самого.
Проснулся Сотя, когда Итиру пришлось встать, и он сонно добрёл до стола. Дива тут же сунула ему в руки кружку с квасом.
– Пей, скоро домой.
– А что, песни не пели, и драки не было? – удивился Сотя и тут же успокоил себя. – Значит, я ничего интересно не проспал.
Перекусив, девицы затянули песню и самые смелые из них стали топтаться в центре комнаты, поглядывая друг на друга. Мало кому из девок придётся остаться в родной деревне, увезут, исключая кровосмешения с родственниками, но всё равно подросткам хотелось нравиться, веселиться и надеяться на будущую лучшую жизнь.
Наконец-то Итир достал свою дудочку и засвистел весёлую песню. Её подхватил муж Славуньи, Илонег, весь вечер просидевший у печи, стругавший кружки и ждавший, когда можно будет достать гусли и вдоволь наиграть песен.
Трогая дрожащие жилы на ясеневой доске, Илонег тонко пел слова древней песни и не замечал, как жадно на него поглядывали молодые бабы, и как ревнует Славунья.
Мы дойдём до леса, до дремучего.Мы найдём поляну у болота тайную.Ляжем мы на мох на мягенький,И любить друг друга станем яростно…