Древний Аллан. Дитя из слоновой кости
Шрифт:
С криком: «Джана!» они устремились на нас (нас теперь было всего шестеро), предводительствуемые седобородым мужчиной, который, судя по числу цепочек на груди и другим украшениям, был важной особой.
Когда они приблизились ярдов на пятьдесят к нам и мы уже готовились к самому худшему, вдруг надо мной прогремел выстрел. В то же мгновение седобородый мужчина широко взмахнул руками, выронил копье и, бездыханный, пал на землю. Я оглянулся и увидел Ханса с трубкой в зубах и дымящимся «Интомби» в руках.
Он выстрелил, кажется, первый раз за весь день и убил этого мужчину, смерть
К ним подъехал свирепого вида мужчина средних лет, у которого было еще больше разных украшений.
– Это царь Симба, – сказал Марут, – убитый – его дядя Гору, великий вождь, воспитывавший Симбу с малых лет.
– Жаль, что у меня нет патрона для племянника, – заявил я.
– До свидания, баас! – сказал Ханс. – Мне надо уходить, потому что я не могу снова зарядить «Интомби» на спине этого животного. Если баас раньше меня встретит своего отца, пусть баас попросит его приготовить для меня хорошее место у огня.
Прежде чем я успел что-либо ответить, Ханс повернул своего верблюда (который, как я уже упоминал, был цел и невредим) и, подгоняя его ударами ружья, умчался галопом, но не по направлению к Дому Дитяти, а вверх по холму, в чащу гигантской травы, смешанной с терновником, которая росла недалеко от нас.
Там он вскоре скрылся вместе со своим верблюдом.
Если бы черные кенда и видели уход Ханса – в чем я сильно сомневаюсь, так как их внимание всецело было поглощено мертвым Гору, – они, вероятно, не стали бы преследовать его.
Они подумали бы, что Ханс хочет заманить их в какую-нибудь ловушку или засаду.
Тем временем враги наши совещались с явным замешательством. Они, вероятно, пришли к заключению, что мы с нашими ружьями – нечто большее, чем простые смертные.
Наконец от них отделился один человек, в котором я узнал утреннего парламентера.
Тогда я отложил в сторону свое ружье в знак того, что не собираюсь стрелять, хотя, если бы я и хотел, то не мог бы сделать этого.
Парламентер подошел к нам и, остановившись в нескольких ярдах от нас, обратился к Маруту:
– Слушай, второй жрец Дитяти, – сказал он, – что говорит царь Симба. Он говорит, что ваш бог слишком силен сегодня, хотя в другой раз это может быть иначе. Поэтому Симба предлагает вам сдаться и клянется, что ни одно копье не пронзит ваше сердце и ни один нож не тронет вашего горла. Вас отведут в город и будут держать как пленников до тех пор, пока не наступит мир между черными и белыми кенда. Если же вы откажетесь, мы окружим вас со всех сторон и будем ждать, пока вы не умрете от жажды и зноя. Это слова Симбы, к которым ничего не будет прибавлено и от которых ничего не будет убавлено.
Сказав это, парламентер отошел от нас на некоторое расстояние, чтобы не слышать нашего совещания, и стал ждать.
– Что ответить ему, Макумазан? – спросил Марут.
Я ответил ему вопросом:
– Есть ли надежда, что нас освободит твой народ?
Марут отрицательно покачал головой:
– Никакой. То, что мы видели сегодня, лишь малая часть войска черных кенда. Завтра они могут собрать тысячи. Кроме того, Харут думает, что мы погибли.
– Тогда дело наше проиграно. Я уже чувствую жажду, а у нас нет ни капли воды. Но сдержит ли Симба свое слово?
– Я думаю, что сдержит, – ответил Марут. – Но надо выбирать. Смотри, они уже начинают окружать нас.
– А вы что скажете? – обратился я к остальным белым кенда.
– Мы в руках Дитяти, – ответили они, – хотя лучше было бы нам пасть вместе с нашими братьями.
Посоветовавшись еще немного со мной, Марут позвал парламентера.
– Мы принимаем предложение Симбы, – сказал он, – и сдаемся вам в плен при условии, что нам не будет причинено никакого вреда. Если Симба нарушит условие, месть будет ужасна. Теперь в доказательство своей верности пусть Симба подойдет к нам и выпьет с нами кубок мира, ибо мы чувствуем жажду.
– Нет, – ответил парламентер, – если Симба подойдет к вам, белый господин убьет его. Пусть он отдаст сначала свою трубу.
– Возьми, – великодушно сказал я, передавая ему ружье, причем подумал, что нет ничего бесполезнее ружья без патронов.
Парламентер удалился, держа далеко перед собой мое оружие. После этого к нам подъехал сам Симба в сопровождении нескольких людей, из которых один нес мех с водой, а другой – огромный кубок, сделанный из клыка слона.
Симба оказался красивым мужчиной с огромными усами. Он обладал большими черными глазами, которые по временам принимали зловещее выражение, и был значительно светлее своих спутников. На голове у него, как и у других, не было никакого убора, за исключением золотой ленты, представлявшей, по-видимому, корону. На лбу у него был широкий шрам от раны, полученной, вероятно, в каком-нибудь сражении.
Он оглядел меня с большим любопытством, и я думаю, что мой внешний вид произвел на него невыгодное впечатление.
В пылу сражения я потерял свою шляпу, волосы мои были растрепаны, куртка испачкана пылью и кровью. В общем, я представлял собой весьма непрезентабельную фигуру.
Я слышал, как Симба, рассчитывая, что я не понимаю языка кенда (за месяц с небольшим пути я научился этому языку, весьма близкому к знакомому мне банту), сказал одному из своих спутников:
– Истинно о силе нельзя судить по виду. Этот маленький белый дикобраз причинил нам очень много вреда. Однако время, дробящее даже скалы, скажет нам все.
Затем он подъехал к нам и сказал:
– Ты слышал, враг мой, пророк Марут, предложенные мною условия и принял их. Не будем больше говорить об этом. Я исполню то, что обещал, но ни на волос больше.
– Пусть будет так, – ответил Марут со своей обыкновенной улыбкой, – но помни, что, если ты изменнически убьешь нас, тройное проклятие Дитяти падет на тебя и на твой народ.
– Джана победит Дитя и всех, кто чтит его! – раздраженно воскликнул Симба.
– Кто в конце концов победит – Джана или Дитя – известно одному Дитяти и, может быть, его пророкам. Но смотри! За каждого поклонника Дитяти пало больше трех поклонников Джаны. Наш караван ушел, увозя белых людей, у которых много труб, наносящих смерть. Джана, должно быть, заснул, допустив это!