Древний Аллан. Дитя из слоновой кости
Шрифт:
– Один верблюд не может нести на себе четверых, – уклончиво ответил я.
– Храбростью и ловкостью ты превосходишь многих людей, о Макумазан, но телом ты один.
– Вы ошибаетесь, Харут и Марут, если думаете, что я поеду с вами один, – воскликнул я, – вот мой слуга, – указал я на Ханса, – без которого я не двинусь ни на шаг. Кроме того, меня должны сопровождать лорд Регнолл, известный здесь под именем Игеза, и его слуга Бена, из которого вы в Англии извлекали змей.
При моих словах на бесстрастных лицах Харута и Марута появились признаки беспокойства, и они обменялись словами
– Наша страна, – сказал Харут, – открыта только для тебя, Макумазан, чтобы убить Джану, за что мы обещаем тебе великую награду. Других мы не хотим видеть там.
– Тогда сами убивайте своего Джану, а я шагу не ступлю с вами.
– А если мы насильно возьмем тебя с собой, Макумазан?
– А если я убью вас, Харут и Марут? Глупцы! Со мною много храбрых людей. Ханс! Прикажи мазиту взяться за оружие и позови сюда Игезу и Бену.
– Остановись, о господин, и положи оружие на свое место, – сказал Харут, увидя, что я снова схватил пистолет. – Незачем проливать кровь. Мы в большей безопасности от тебя, чем ты думаешь. Пусть твои товарищи сопутствуют тебе, но пусть они знают, что подвергаются большой опасности.
– Ты хочешь этим сказать, что вы их потом убьете?
– Нет. Но кроме нас там живут другие, более сильные люди, которые захотят принести их в жертву. Твоя жизнь в безопасности, Макумазан, но нам открыто, что двоих из остальных ждет гибель.
– Но как мы можем быть уверены, что вы, заманив нас в вашу страну, не убьете нас предательски, чтобы завладеть нашим имуществом?
– Мы клянемся тебе нерушимой клятвой. Мы клянемся тебе Небесным Дитятей, – в один голос воскликнули оба, поклонившись до земли.
Я пожал плечами.
– Ты не веришь нам, – продолжал Харут, – ибо не знаешь, что бывает с тем, кто нарушит эту клятву. Но слушай. В пяти шагах от твоей хижины есть высокий муравейник. Взберись на него и посмотри в пустыню.
Любопытство заставило меня принять это предложение. Я вышел в сопровождении Ханса с заряженным двуствольным ружьем и вскарабкался на муравейник футов в двадцать высотой, откуда открывался вид на пустыню.
– Смотри на север, – снизу сказал Харут.
Я посмотрел в указанном направлении и при ярком свете луны ярдах в пятистах или шестистах от себя увидел сотни две сидевших на земле верблюдов и около каждого из них – белую фигуру, державшую в руках длинное копье, к древку которого недалеко от острия был прикреплен маленький флажок. Я смотрел на них до тех пор, пока не убедился, что не являюсь жертвой иллюзии или миража, после чего спустился с муравейника.
– Ты видишь, Макумазан, – сказал Харут, – если бы мы захотели причинить тебе вред, мы легко могли бы напасть ночью на ваш спящий лагерь. Но эти люди пришли охранять, а не убивать тебя или твоих друзей. В этом мы поклялись тебе клятвой, которая не может быть нарушена. Теперь мы пойдем к своим, а завтра снова вернемся одни и без оружия.
С этими словами они исчезли, как тени.
Глава X
Вперед!
Через десять минут весь наш лагерь был на ногах. Все схватились за оружие.
Сперва поднялось нечто вроде паники, но с помощью Бабембы порядок был
О бегстве нечего было и думать, так как верблюды быстро настигли бы нас.
Оставив Бабембу при воинах, мы, трое белых и Ханс, собрались на совет, на котором я рассказал обо всем происшедшем между мной и Харутом и Марутом.
– Что вы решите? – спросил я. – Эти люди хотят, чтобы я ехал в их страну. Но они против других. Ничто не мешает вам, Регнолл и Сэвидж, и тебе, Ханс, вернуться обратно с мазиту.
– Ох! – воскликнул Ханс. – Я не покину бааса. Если надо умереть, я умру. А теперь, баас, я очень хочу спать. Я не спал всю ночь и задолго до прихода этих призраков слышал верблюдов, но не знал, что это такое, потому что я их никогда раньше не видел. Когда все будет решено, пусть баас разбудит меня.
С этими словами он улегся и тотчас же заснул, как верная собака у ног своего хозяина.
Я вопросительно посмотрел на лорда Регнолла.
– Я последую за вами, – коротко ответил он.
– Несмотря на то что эти люди отрицают свое участие в похищении вашей жены?
– Подобно Хансу, мне безразлично, что меня ждет в будущем. Кроме того, я не верю этим людям. Что-то подсказывает мне, что они знают правду о моей жене. Они слишком озабочены, чтобы я не сопровождал вас.
– Ну а вы, Сэвидж, к какому пришли решению? Помните, эти люди говорят, что двое из нас никогда не вернутся. Но кто – неизвестно. Конечно, нельзя видеть будущее, но они слишком необыкновенные люди.
– Сэр, – сказал Сэвидж, – перед оставлением Англии его светлость обеспечил мою старую мать и вдовую сестру с детьми. Теперь от меня никто не зависит. Поэтому я пойду с вами и в остальном полагаюсь на Бога.
– Итак, все решено, – сказал я, – теперь надо позвать Бабембу.
Старик принял известие о нашем решении более спокойно, чем я предполагал.
– Макумазан, – сказал он, – я ждал от тебя таких слов. Если бы это сказал другой, я счел бы его безумным. Но я считал тебя таким, когда ты отправлялся в Землю Понго, а ты вернулся невредимым. Я надеюсь, что так будет и на этот раз. А теперь прощай. Я должен увести своих людей, прежде чем придут сюда эти арабы. Может произойти битва, нас мало, и нам придется умереть. Если они скажут, что твои лошади не могут пересечь пустыню, отпусти их. Мы поймаем и сохраним их до тех пор, пока ты не пришлешь за ними. Не надо больше подарков. Ты уже оставил мне ружье, пороху, пуль и – что дороже того – память о тебе и твоей мудрости и храбрости. С того дальнего холма я буду смотреть, пока ты не скроешься из виду. Прощай.
И, не став ждать моего ответа, Бабемба ушел, проливая слезы из своего единственного глаза.
Через десять минут остальные мазиту простились с нами и ушли, оставив нас одинокими в опустевшем лагере среди нашего уложенного багажа.
Вскоре Ханс, полоскавший недалеко от нас котелок, поднял голову и сказал:
– Идут, баас. Целый полк идет.
Мы оглянулись. По направлению к нам ровными рядами медленно двигались всадники на покачивающихся верблюдах. Не доезжая ярдов пятидесяти до нас, они остановились и начали поить в ручье своих верблюдов, по двадцать за раз.