Древняя русская история до монгольского ига. Том 1

Погодин Михаил Петрович

Так надеялись Юрий и Ярослав, видя свою силу, что не хотели слушать о мире, — и начали пировать в шатре со своими боярами. Веселье было шумное. Только и речей, что о предстоявшей битве. Почти все не сомневались в победе, но было и другое мнение. Один боярин сказал Юрию и Ярославу: «А лучше бы, князья, вам помириться и отдать старейшинство князю Константину. Меньшая братья в вашей воле, и спорить с вами не будут. Подумайте о том, что при наших полках нет Ростиславова племени, мудры те князья, и рядны, и хоробры, а каков Мстислав Мстиславич в том племени, вы сами ведаете: дана ему от Бога храбрость изо всех! И мужи их, новгородцы и смольняне, дерзи к бою. А, господина, гадайта?» Не люба была эта речь князьям Юрию и Ярославу. Зато другие говорили: «Князья Юрий и Ярослав,

не опасайтесь! Не было того ни при отце вашем, ни при деде, ни при прадедах, чтобы вошел кто ратью в сильную землю Суздальскую и вышел из нее цел. Хотя бы вся Русская земля наступила, — и Галицкая, и Киевская, и Смоленская, и Черниговская, и Новгородская, и Рязанская, и то не успели бы ничего против нашей силы, а нынешние полки, да мы седлами их закидаем». Такие слова нравились князю Ярославу, и он, жестокого сердца, обратясь к боярам и первым людям своим, сказал: «Пришел бы товар в руки, вам все — кони, брони, порты, только не брать никого живого; кто возьмет, тот сам будет убит. Хоть бы золотом у кого было шито оплечье, все равно, убивать; кто утечет из полка, не убит… поимаем… вешать, либо распинать. Чтоб не осталось ни одного в живых. А о князьях, что попадутся к нам в руки, мы рассудим после».

Потом князья отпустили людей и остались одни, — начали делить города между собой. Князь Юрий заключил: «Мне, брат князь Ярослав, Владимирская земля и Ростовская, тебе Новгород, а Смоленск брату Святославу; Киев отдать черниговским князьям, а Галич вам же». Они поцеловали крест между собой, и написали грамоты, которым следовать.

А что происходило в Мстиславовом стане? Там не было такой надежды и веселья; напротив, сомнение колебало сердца. Братья опасались больше всего, чтобы Константин, испугавшись, не изменил им. Долго толковали они между собой, и, наконец, привели его снова к кресту, потом начали готовиться к бою и, велев затрубить в трубы и кликнуть во всех полках, двинулись к Липицам, куда вызывали их противники.

А суздальцы ночью отошли от Липиц через овраг на гору Авдову. Мстислав, Владимир, Константин и Всеволод поставили свои полки на горе Юрьевой, под которой протекал ручей Тунег. Они послали еще раз к Юрию трех мужей просить мира, «а если не дашь мира, то отступи дальше на ровное место, и мы перейдем на вашу сторону; или мы оборотимся назад к Липицам, а вы станете на наше место». Юрий отвечал: «Ни мира не беру, ни отступаю; вы прошли столько земли, — через этот ли овраг не переберетесь». Суздальцы надеялись на свое укрепление: гора была оплетена плетнем, «осована кольем», на случай ночного нападения.

Похолодало, подул сильный ветер: князья послали было свою молодежь против Ярославовых людей, но как-то не жарко схватились они, бились целый день до ночи, и безрезультатно.

Среди опасений, в нерешимости, пришла им в голову новая мысль — идти прямо к Владимиру, оставленному без защиты. Не трогая полков, они «начали доспевать в станах». Противники, заметив движение, подумали, что они хотят бежать, спустились было с горы, но те повернулись и опрокинули суздальцев. Между тем, подоспел Владимир псковский из Ростова.

Константин отговорил идти на Владимир: «Если мы пойдем мимо них, то они возьмут нас в тыл, а другое дело: мои люди к бою не дерзки, разойдутся по городам». «Так пойдем на них прямо, братья Владимир и Константин, воскликнул Мстислав, которому уже становилось скучно среди этой неизвестности и нерешимости, гора нас не победит, и гора нам не поможет». Это было 21 апреля, в четверг, на второй неделе по Пасхе.

Полки выстроились: Владимир смоленский встал на фланге против Ярослава, возле него Мстислав и Всеволод с новгородцами перед Юрием; Владимир псковский с псковичами, а за ним Константин с ростовцами, лицом к младшим братьям.

Мстислав и Владимир так воодушевляли своих воинов: «Братья, мы вошли в землю сильную: станем крепко. Назад оглядываться нечего; побегше не уйти! Позабудем же дома, жен и детей. Двух смертей не бывать, одной не миновать. Биться будем, кто хочет пеший, кто хочет на коне». Новгородцы закричали: «Не хотим измрети на конях,

но как отцы наши на Колокше будем биться пеши», — соскочили с коней, сбросили с себя платье, разулись, — и кинулись вперед пешие. Мстислав был тому очень рад. Смольняне также бросились пешие. За ними князь Владимир послал своего мужа Ивора Михайловича с полком, а сами князья и воеводы следовали сзади на конях.

Передние, не дождавшись никого, с криком и воплем ударили на Ярославовых пешцев. Те не выдержали первого напора, подались назад, а эти за ними, — бьют, подсекают стяг Ярославов, — и вот подоспел с полком Ивор, под которым в овраге споткнулся было конь, и он едва выбрался оттуда… вместе досекаются они до другого стяга Ярославова… здесь завязывается жаркая схватка, а князья еще не доехали. Мстислав видит издали опасность… он не утерпел. «Не дай Бог, брат Владимир, выдать добрых людей», кричит он брату и пускается во весь опор на противников сквозь свою пехоту. Полк его за ним. За ним и Владимир со смольнянами, Всеволод Мстиславич с дружиной. Ударили и Владимир с псковичами, и Константин с ростовцами. Мстислав впереди. Ничто противостать ему не может. Все перед ним уклоняются, все пятятся. Три раза без сопротивления проехал он сквозь полки Ярославовы и Юрьевы, сек топором тех, кто попадался ему на дороге. Кого доставала его рука, тот уже не поднимался с места. Владимир не отставал от Мстислава. И такой крик поднялся от живых, а стон от раненых, что в городе Юрьеве было слышно. Враги, ошеломленные от ударов, объятые страхом, пустились бежать по всем дорогам, кто в ближний город, кто во Владимир, кто в Переяславль.

А Юрий еще держится против брата Константина. Вражда у них закоренелая. Им сеча на жизнь или смерть. Победителю стол великого княжества, побежденному нет надежды и на кусок хлеба. Ему терять больше всех. Он держится. Брат Ярослав, виновник войны, уже стоит возле него, помогает…

Между тем, Мстислав и Владимир прорвались до Ярославова стана. Все его войска разбежались: Мстислав закричал: «Братья-новгородцы! Не стойте к товару, прилежите бою, чтобы не воротились они, образумясь. Тогда они ведь измятут нас!» И новгородцы стали крепко, а смольняне принялись грабить обоз, — но никто не возвращался. Сеча продолжается только на другой стороне, да и там уже недолго.

Юрий, видя «полки пожинаемые везде яко класы на ниве», видя войска Ярославовы сбиты, наконец смутился… еще несколько ударов… страх запал в сердце, и он в отчаянье повернул своего коня в сторону, брат Ярослав в другую; они поскакали без памяти…

Трех коней загнал Юрий дорогой, — и прискакал во Владимир на четвертом в одной сорочке. Рати сошлись в час обеда, а он прискакал во Владимир о полудне. Вот как он гнал! Во Владимире оставались только жены и дети, чернецы и попы. Завидя скачущего ратника, они обрадовались, подумав: наши одолевают, посол от князя! А как узнали, что это был сам князь Юрий, то ужас сковал на всех. Юрий в беспамятстве кричал еще издали: «Твердите город, твердите город», и начал ездить около стен и распоряжаться. К вечеру прибежали многие с битвы, кто раненый, кто нагой, полумертвый — и поднялся в городе плач вместо жданного веселья…

Поутру князь созвал людей. «Братья-владимирцы, сказал он жалобно, затворимся в город. Может быть, Бог даст, мы отобьемся». «Княже Юрий, отвечали люди, с кем затвориться нам? Братья наши избиты, а другие изоиманы. Остальные прибежали без оружия. С кем же мы станем?» Князь Юрий сказал: «Все это знаю, но не выдайте меня брату Константину, ни Мстиславу, ни Владимиру, чтобы я вышел из города по своей воле». Владимирцы обещали.

А что происходило с Ярославом? Как Юрий во Владимир, так Ярослав прискакал в Переяславль на пятом коне, загнав четырех. Но ему мало было первого зла, замечает летописец, ему мало было крови, пролитой в Новгороде, Торжке, на Волоке: в сердцах, велел он перехватать всех новгородцев и смольнян, которые пришли с товарами в землю его, и запереть кого в погреб, кого в тесную избу, кого в гридницу, — полтораста их в одну ночь задохнулось; только пятнадцать человек смольнян, посаженных отдельно, остались в живых.