Древо жизни
Шрифт:
– Плохое, значит, место?
– Истинный крест – плохое! – участковый неожиданно перекрестился и оживился: – Сейчас покажу!
Снял с пальца обручальное кольцо, выдернул откуда-то нитку сантиметров в тридцать, привязал нитку к кольцу, пояснил:
– Маятник Фуко!
– При чем здесь Фуко? – усмехнулся Северин.
– Фуко, умнейший человек, он этот маятник придумал, – участковый взялся за свободный кончик нитки, самодельный маятник, вначале недвижимый, стал все сильнее раскачиваться, – вот видите! – радостно вскричал он, – влево-вправо, влево-вправо, отсюда следует, что плохое место, линии через него проходят!
– Какие еще линии?! – взорвался Северин. – Чушь все это! Ты его сам раскачиваешь! – и в запале: – Дай сюда, я тебе сейчас докажу.
– Ничего вы не докажите, – проворчал участковый, отдавая, впрочем, маятник, – даже если и совсем не будет качаться. Вы вот, как я вижу, неверующий, а тут без веры ничего не выходит.
– Да ты никак в Бога веруешь! – уже открыто рассмеялся Северин.
– А то! – с некоторой даже обидой ответил участковый. – Нам, людям, ежедневно жизнью своей рискующим, без веры никак нельзя.
Северин поперхнулся, с одной стороны бабка с ее «креста на нем нет», с другой участковый с его «без веры никак нельзя», да еще что-то постукивает по животу! Он посмотрел вниз – стучал маятник, качавшийся вперед-назад, вперед-назад. Он отодвинул руку подальше – маятник качался. Он нарочно попытался сделать пальцами, державшими нитку, движение, долженствующее, по его мнению, заставить маятник двигаться в другом направлении, но тот, озорно подмигнув, стал раскачиваться с еще большей амплитудой – вперед-назад, вперед-назад. Участковый впал в какой-то ступор, только глазами поводил за маятником. Потом с какой-то болью в голосе проговорил:
– По-вашему получается: хорошее место. Это что же, от человека все зависит? Да, тут поразмышлять надо!
Это «поразмышлять» из уст участкового поразило Северина еще больше, чем слова о вере. «Все, шутки побоку, пора делом заниматься», – встряхнул он себя и отправился в дом.
– Когда? Какие предположения? – спросил он Аркадия Иосифовича.
– Ишь ты, прыткий какой! Больше суток, все, что могу сейчас сказать, с открытым-то окном и ночными холодами.
– Вскрытие покажет, – улыбнулся Северин.
– Именно что вскрытие! Это вы, молодые, считаете, что жизнь смертью заканчивается, нет, она заканчивается вскрытием, вот истинный конец и итог, когда все тайное становится явным.
Старый судмедэксперт был явно чем-то недоволен, и Северин оставил его в покое.
– Ну а у вас что? – обратился он к Максиму и Саньку. – Личность установили?
– Так ведь ничего, ни документов, ни записной книжки, ни мобильного телефона, ни визитной карточки! – ответил Максим.
Северин нисколько не удивился. Он уже после первого беглого осмотра был почти уверен в таком результате.
– А это? – ткнул он в сторону компьютера. – Вроде как персональным называется, должны же быть какие-то личные файлы. Уж явно не для игр тут стоит.
– В том-то и дело! – с какой-то даже радостью воскликнул Максим и эффектно опустил шторку на передней панели, открыв зияющую дыру. – Винчестер-то – тю-тю!
– Тут вообще аккуратно поработали, – встрял Санек, обиженный некоторым пренебрежением со стороны начальства, – протерли все, не только пол. Может быть, и пропылесосили, потому что ни ниточки, ни волоска, ни песчинки, на анализ отдать нечего. Но я нашел! Немного, но нашел. Вот на этих коробках, – он показал на кучу коробок от компакт-дисков, – парочку пальчиков
Северин его уже не слушал, он смотрел внутрь открытой коробки.
– А где диск? – спросил он, наконец.
– Нету! – перехватил инициативу Максим. – Все коробки пустые! Я так думаю: преступники искали какой-то диск и, предполагая, что убитый спрятал его среди других…
– Да тут одна музыка! – остановил его Северин. – К тому же, разве на дисках нет наклеек, этикеток или как там они называются?
– На лицензионных лейблы конечно есть, а на паленых может и не быть, – пояснил Максим, – опять же, на паленые поверх музыки можно еще что-нибудь записать, я это и имел в виду, когда начал говорить, что преступники просто собрали все диски и унесли, чтобы просмотреть их в более спокойной обстановке.
– Что ж, вполне возможно, – согласился Северин, достал из кармана швейцарский складной нож китайского производства, выкинул среднее лезвие, вставил его в щелку CD-ROM’а и безжалостно выворотил держатель. На нем лежал серебристый диск. – Специалисты, ети вашу мать! – не удержался Северин.
Пристыженный Максим показал две другие находки. Первая – фотокопия какой-то рукописи с четко прописанными ятями и ерами.
Молитва об избавлении от воскресения гнева и вечного наказания
Отче наш, Бог отцов, не мертвых, а живых! Сподоби нас соделаться орудиями, достойными святой воли Твоей, не хотящей погибели ни единого, но да вси в разум истины приидут, дабы жить нам не для себя, не для корысти, не для борьбы с себе подобными, не для взаимного истребления; но и не для других, живущих также для себя, для взаимного стеснения и вытеснения. Сподоби нас, соделавшись твоими орудиями, жить со всеми живущими для всех умерших, чтобы для нас, сынов, отцы из мертвых стали живыми, дабы мы, по Твоему подобию созданные, и стали Тебе подобными, дабы свершающееся в храме таинственно стало явным вне храма.
Молитва показалась Северину странной, мало того что длинной, в его представлении все молитвы должны быть короткими, чтобы их могли запомнить простые, малограмотные люди, но еще и какой-то – он на мгновение задумался, и из подкорки всплыло подходящее слово – неканонической. Северин перевернул листок, обнаружил на обороте синий штамп «Музей Н.Ф. Федорова». Это может очень даже пригодиться, какая-никакая зацепка.
– А это что такое? – недовольно спросил он, вертя в руках вторую находку – большое черное перо.
– Перышко, – как-то неуверенно сказал Максим, – в прихожей нашли.
– Ты, Евгений Николаевич, перышком-то не пренебрегай, – подал голос Аркадий Иосифович, – странное перышко, свежее, насколько я понимаю, как будто вчера из чьей-то гузки выдернули. А на спинке одного стула царапины какие-то странные, опять же свежие, как будто от когтей, ты присмотрись.
Северин присмотрелся. Действительно странные.
На улице раздался гудок клаксона.
– Что-то быстро для труповозки, только вызвал, – проворчал Аркадий Иосифович.