Древо Жизни
Шрифт:
«Я знаю, – мысленно ответил он ей. – Будет война».
«Потому я и появилась на свет». И эта мысль вдруг отчетливо высветила для нее то, что, как в ножнах, заключено было внутри ее светящегося тела. И она испугалась.
Он заметил это и подошел ближе. Она была того же цвета, что и взошедшая луна в небесах, но рог ее, коснувшийся травы, когда она опустила голову, чтобы быть ближе к нему, был совершенно серебряный.
«Как мое имя?» – спросила она мысленно.
«Нимфа Имрат», – ответил он, и она почувствовала, как внутри ее звездой вспыхнула неведомая сила.
И она радостно предложила ему: «Хочешь полетать?»
Она
И услышала, как смеется его душа.
«Я это знаю, о светлая! – поспешил он заверить ее, – но ведь, если мы полетим, тебя могут увидеть, а наше время еще не пришло, верно?»
Она нетерпеливо тряхнула головой; ветерок играл ее гривой. Здесь, на опушке, деревья росли не так густо, и ей были видны луна и звезды, что было очень приятно. «Но здесь нас никто не увидит, – сказала она ему. – Здесь же никого нет. Кроме одного человека». Небо звало ее.
«Да, кроме моего отца, – сказал он – Я люблю его».
«Ну тогда и я буду его любить, – откликнулась она. – А теперь мне хотелось бы полететь. Иди сюда!»
И он мысленно ответил ей: «Хорошо», – и вскочил ей на спину. Он оказался таким легким, совсем ничего не весил, а она была уже очень сильна и должна была непременно стать еще сильнее. И когда они проходили мимо того, второго, человека, она почтительно поклонилась ему, нагнув к земле свой рог, потому что этот человек был значительно старше Табора и потому что Табор любил его.
А потом они выбрались из леса, и там… там был такой простор, и травы, и небо, ах какое бескрайнее небо было у нее над головой! И она впервые в жизни расправила свои крылья, и они взлетели, радуясь от всей души, чтобы поздороваться со звездами и луной, чьей дочерью она себя считала. Она по-прежнему могла читать его мысли как свои собственные, и чувствовала, каким невероятным возбуждением он сейчас охвачен, ибо отныне они были связаны навечно. И она отлично понимала к тому же, как они великолепны, проплывая в ночном небе, нимфа Имрат и этот юный Всадник, который знает ее имя.
Айвор не сумел сдержать слез, когда золотисто-серебряный единорог, на котором ехал верхом его сын, поклонился ему до земли. У него действительно слезы были слишком близко, как любила поддразнивать его Лит, но такое чудо…
Повернувшись и глядя им вслед, он увидел еще большее чудо: единорог взлетел. Айвор полностью утратил чувство времени, забыл обо всем на свете, любуясь Табором, который верхом на этом волшебном существе летал по небу. Он и сам испытывал почти такую же радость, какую испытывали они, упиваясь этим полетом, и чувствовал, что на душу его снизошло благословение. Еще бы! Ведь он вошел в Пендаранский лес и вышел оттуда живым! Мало того, ему было дано увидеть, как дитя великой Богини-матери несет на спине его сына, мчась в небесах над Равниной подобно дивной комете!
И все же он был настоящим вождем племени и слишком мудрым и опытным человеком, чтобы забыть о наступлении Тьмы. Даже это дивное существо, этот дар Богини не могло появиться на свет без особой на то причины. Тем более оно было того же тревожного цвета, что и эта кровавая луна в небесах. А еще Айвор знал, что Табор никогда уже больше не будет прежним. Но он отогнал эти печальные и тревожные мысли – пусть подождут светлого времени; сейчас, ночью, он больше всего хотел в душе воспарить
Он не знал, сколько прошло времени, когда они наконец спустились на землю недалеко от того места, где он стоял. Он видел, как его сын прильнул щекой к морде единорога, поцеловав его прямо в светящийся серебряный рог, и отступил, а дивное существо грациозно повернулось и удалилось во тьму Пендаранского леса.
И тогда Табор повернулся к отцу. Глаза его опять смотрели как прежде, но он молчал, ибо слов просто не было. Айвор протянул к сыну руки, и тот бросился в отцовские объятия.
– Ты видел? – спросил через некоторое время Табор, прильнув к груди отца.
– Видел. Вы были просто великолепны!
Табор выпрямился, в юных глазах его снова плеснулось счастье, радость, которую доставил ему этот танец в поднебесье.
– И она поклонилась тебе! Сама! Я не просил! Я просто сказал, что ты мой отец и я люблю тебя, и она сказала тогда, что тоже тебя полюбит. И поклонилась.
Душа Айвора была полна света.
– Пойдем, – сдавленным голосом сказал он, – нам пора домой. Мать, должно быть, все глаза выплакала от тревоги за тебя.
– Мама? – переспросил Табор так смешно, по-детски, что Айвор не выдержал и расхохотался. Они сели на коней и поехали назад, теперь уже медленно, держась рядом, со всех сторон окруженные землями Равнины. И на пороге войны странный мир и покой воцарились вдруг в душе Айвора. Это была его земля, она принадлежала его народу с таких давних времен, что точная дата уже не имела значения. От Андарьен до Бреннина, от восточных гор до Пендаранского леса все это покрытое травой пространство принадлежало дальри. Они были сплавлены с Равниной в единое целое! И Айвор с наслаждением внимал этим торжественным мыслям, точно звукам прекрасной музыки, точно звучащим чисто и слаженно аккордам великого оркестра – Знания.
Что ж, пусть и в будущем эта музыка все время звучит и не умолкает в его душе, несмотря на неумолимо надвигающуюся Тьму! Хотя Айвор прекрасно понимал, что под натиском Тьмы музыка эта вполне может и перестать звучать в душе его народа. «Завтра, – думал Айвор, – беспокоиться об этом я начну завтра». А пока что он скакал по бескрайним просторам Равнины рядом со своим младшим сыном и скоро увидел Лит, ждавшую их у западных ворот лагеря.
Табор на ходу спрыгнул с седла и бросился к матери. Глядя на них, Айвор с трудом сдерживал слезы. Старый глупец! Нет, его жена совершенно права: для мужчины он чересчур чувствителен! Наконец Лит, не выпуская сына из объятий, вопросительно глянула на него, и он смог лишь коротко кивнуть ей в ответ.
– Ну что ж, молодой человек, а теперь немедленно в постель! – решительно приказала она Табору. – Через несколько часов мы выезжаем. Тебе необходимо поспать.
– Ой, мама, – заныл Табор, – я же только и делал, что спал…
– В постель! – Когда Лит говорила таким тоном, дети старались с ней не спорить.
– Хорошо, мама, – покорно согласился мальчик и поплелся в лагерь с таким счастливым выражением лица, что даже Лит не выдержала и улыбнулась. Всего четырнадцать, думал Айвор. Что бы там ни выпало ему на долю, пока что ему всего четырнадцать!