Древолаз
Шрифт:
– Это? Что «это»? И кому прабабушка? Тебе, мне?
– Прабабушка нашей бабули. Она передала ей монету времен Густава Вазы. Знаешь, кто такой?
– Ну знаю, конечно. Шведский король, при нем Библию на шведский перевели, и он основал регулярный флот.
Отец подозрительно посмотрел на Асю.
– Ты замуж хочешь?
Ася непонимающе захлопала ресницами.
– А при чем тут Густав Ваза?
– Да при том! Ты слишком умная! В поиске мужа тебе информация про Густава Вазу только помешает.
– Значит, буду костям рассказывать про королей. Они молчат, а я люблю, когда молчат.
– Ладно, не дуйся. Короче, про Вазу. Точнее, про бабулю. Она мечтала всегда искать какие-то древности,
– А возможно, что эту монету нашли просто в каком-то здании Выборга или даже в луже около замка Олафа?
Отец пожал плечами:
– Всем нам нужно в жизни что-то, за что можно ухватиться, когда идешь на дно.
– Бабуля шла на дно?
– В отличие от тебя она начала жить по своим правилам только на пенсии.
– Хорошо, что смогла!
– Не все так считают. Но она молодец, да.
Отец встал и похлопал Асю по плечу.
– Я домой. А мамке ты позвони или напиши хотя бы. Если не вернешься.
Отец взял ведро с притихшими рыбами и, щелкнув Асю по носу, пошел по тропинке.
– Бабуль? – Ася дождалась, пока отец скроется за поворотом, и набрала номер. – Прости меня. Я приеду в следующий раз, и ты мне покажешь монету, ладно? Нет, папа не козел и не старый. Испортил все? Ладно, ладно, пока!
Ася забросила рюкзак на плечо и пошла по тропинке, рассматривая, как заходящее солнце оставляет нежно-оранжевый след на стволах древних деревьев.
XXI
Вздремнуть так и не удалось. Ирина Дмитриевна ни слова больше не сказала в полете, она была чем-то загружена, и мысли не переставали морщить ее ухоженный лоб. Денис пялился в иллюминатор, съежившись от мучившей его боли во всем теле.
К маме ехать было нельзя. Она упадет в обморок, увидев его распухшую рожу, а когда полезет обниматься, то нечаянно придавит, вполне возможно, сломанное ребро. Оставалось поселиться в гостинице. Недалеко от дома матери был отличный финский отель, где можно было пару дней зализывать раны, а затем предстать вполне приличным сыном.
– Удачи вам, Денис, – сказала Ирина Дмитриевна около ленты выдачи багажа.
– И вам хорошего разрешения ваших проблем, – ответил вежливо Бухарин.
Среди знакомых отца все-таки находились приличные люди. Правда, о приличии этой дамы Денис не знал ничего, но она хотя бы вызывала уважение.
Бухарин сел в такси и набрал Вику. Жена не отвечала ни на сообщения в «Вайбере», ни на звонки. Интересно, что наплел ей этот старый извращенец тесть? Раньше она принимала Дениса даже после жутких загулов, когда его рубашка еще вовсю благоухала чужими духами. А тут – на ровном месте, когда не было и намека на измену… Видимо, чудовище просто выбрало определенный момент и решило взять судьбу Дениса в свои руки. Интересно, что будет дальше? Развод? Раздел имущества? Почему-то в первую очередь Денис подумал о своей норе в башне. Она была куплена на деньги, подаренные тестем и отцом Дениса. То есть ее также придется пилить пополам. Хотя какой смысл думать сейчас об этом? Тесть не позволит Денису вернуться в Москву, он это дал ясно понять. Инстинктивно Бухарин пощупал разбитые губы и поморщился. Не от боли, а от отвращения к самому себе. Как можно было попасть в такую ловушку? Желание жить безбедно? Получать прощение даже тогда, когда его в принципе нельзя получать? Страх перед сильными мира сего? Желание не уступать отцу – везунчику по жизни и отъявленному негодяю?
Мобильник в руке Дениса завибрировал.
– Бухарин слушает.
– Здравствуйте, Бухарин. – Незнакомый мужской голос откашлялся и продолжил: – Это майор полиции Якобзон. Ожидаем вас сегодня в обед по адресу: улица Турбинная, 8, Пятое отделение полиции Кировского района города Санкт-Петербург. Без опозданий просьба.
Денис
Заплатив таксисту, Бухарин вылез из машины и осмотрелся. Родная Восьмая линия, по которой он носился к Неве, вечные сквозняки и изморось. Ну, здравствуй, дом. Хотя дом его на самом деле очень далеко отсюда – на улице Наличной, в очень непрезентабельном районе Васьки. А вот и вполне сносный финский отель, в котором убойные завтраки, после которых весь день можно не думать о еде. Они с Викой тут останавливались на Новый год, чтобы было ближе ходить к маме в гости. Правда, были в гостях они всего лишь пару раз за три года совместной жизни. Вика не знала, кто такой Вальтер Скотт, чем очень расстроила мать Дениса – доцента филфака СПбГУ, специалиста по английской литературе. Информация о том, что Вика прочитала всего «Гарри Поттера», не особо впечатлила заслуженного филолога.
– Будущее за фрилансерами, – попыталась еще раз реабилитироваться Вика, почему-то ляпнув эту неизвестно откуда появившуюся в ее красивой, но не очень умной голове мысль.
Мать Дениса изобразила заинтересованность и ответила:
– Тогда вам точно понравится Вальтер Скотт, так как он первый из всех мировых писателей написал о фрилансере.
– Да? И кто это был? – заинтересовался Денис.
– Айвенго.
– Ого! – воскликнула Вика. – А как роман называется?
Денис прикрыл ладонью лицо и отхлебнул выше нормы красного вина.
– «Айвенго», – спокойно ответила мать, медленно насаживая на вилку кусочек черри.
Питер всегда поднимал ему настроение. Даже в дождь, снег или другую типичную для этой части света пургу. Здесь не было запретов, было море и не так много понтов, как в Москве. И все же он почему-то удрал в эту самую Москву. Поближе к отцу, с которым не хотел встречаться, подальше от матери, которую любил больше всех на свете.
По пути из Пулково в город Бухарин ощутил какое-то странное чувство. Ему казалось, что он не скучает по Питеру и вообще не знает, что такое скучать. Но сейчас он ощутил жгучую тоску по Москве. Как будто его лишили любимого существа, без которого жить было невыносимо, хотя при жизни этого существа даже мыслей не было о подобных чувствах. По ком он скучал? По своей жене Вике? По своему отделу? По убежищу в башне? Или по Оле? При мысли о сестре своей мертвой напарницы он вздрогнул. Она вызывала у него противоречивые чувства. Грусть и вину. Обжигающую вину. Ведь сейчас своими действиями он подверг ее опасности. Бухарин не сомневался, что его тесть может навредить Оле. Ради своей дочери отставной фээсбэшник был способен на все.
Окинув взглядом здание отеля, Бухарин вдруг пошел в сторону Невы. Он неожиданно понял, что ему не хочется входить эту гостиницу, погружаться в ее атмосферу, которая засела в его мозгу в виде слишком приятных воспоминаний. Нужно что-то новое. В самолете он услышал адрес отеля, в который летела парочка, сидевшая позади. Колени этих людей не били в кресло Дениса, как это часто бывает, и не подпирали его спину. Вместо адресов пафосных ресторанов они обсуждали музеи. Долго спорили, куда лучше пойти сначала – в Музей Набокова или в Кунсткамеру.
– Галерная, 50, – сказал Денис водителю, машину которого, как это обычно бывает в Питере, он поймал прямо на улице.
– Галерная, 50, – пробубнил себе под нос шофер, вокруг шеи которого почему-то была повязана арафатка.
Чем дальше машина удалялась от Восьмой линии, тем спокойнее чувствовал себя Бухарин. С каких, черт возьми, пор он стал такой нервный? Ответ был очевиден: все проблемы с психикой начались после смерти его напарницы Ритки. Но сколько это будет продолжаться?
– Галерная, 50, – пробубнил снова водитель в арафатке и резко тормознул около доходного дома.