Дрезденские страсти. Повесть из истории международного антисемитского движения
Шрифт:
«Дрезденские страсти», книга в двести страниц, была впервые напечатана лишь в 1993 году нью-йоркским издательством «Слово/Word», руководимым подвижницей русской литературы Ларисой Шенкер[9]. Горенштейн искусно воспользовался попавшим в его руки материалом для воссоздания атмосферы конгресса и нарисовал яркие портреты действующих лиц, как реальных, так и вымышленных. Всего один пример: крупный землевладелец барон фон Тюнген-Росбах со слезами на глазах описывает конгрессу жалкое положение немецкого крестьянина, попавшего в руки еврейских корчмарей:
…господа, – произнес он после паузы, справившись с волнением и подняв руку, словно подчеркивая значение своих слов, – воздержанные по природе своей, немецкие крестьяне должны обязательно
Эту замечательную тираду Горенштейн не выдумал, а с минимальными изменениями воспроизвел выступление некоего делегата – «бодрого старика гордого вида и аристократических манер», – дословно процитированное автором «Первого международного антисемитического конгресса».
Можно не сомневаться: если бы сорок лет назад существовал интернет, писатель обязательно разыскал бы и другие красочные подробности, которые сопровождали конгресс[1,10], и расцветил бы ими свое повествование. Чего стоила хотя бы «наглядная агитация», украшавшая зал заседаний: окруженные пальмами в кадушках портреты двух императоров – Германии и Австро-Венгрии, – а также саксонского короля. Или благоговейно помещенный в один ряд с царственными особами портрет жертвы недавнего «ритуального убийства» в венгерском городке Тиса-Эслар: беспомощная девочка-подросток Эстер Шолимоши стоит босиком на фоне синагоги и одноэтажного домика, перед которым видна зловещая фигура еврея-мясника. (Девочка пропала в июле 1882 года; через год обвиненные в убийстве евреи, вопреки возмущению местного населения, были оправданы окружным судом, а в 1884 году – и Верховным судом Венгрии[11].) Не прошел бы, наверное, Горенштейн и мимо прогулки по Эльбе делегатов конгресса вместе с дамами: по пути пароходик причалил к ресторану, владелец которого симпатизировал евреям, почему ему и было предложено – в шутку, разумеется, – подписаться на антиеврейскую газету. После ожидаемого отказа нечестивец был проклят, и водная прогулка продолжилась под дружное пение «Deutschland, Deutschland "uber Alles», что несколько противоречило заявленному интернациональному характеру конгресса.
Но и без интернета писатель Фридрих Горенштейн при работе над «Дрезденскими страстями» проштудировал немало книг, журналов и газетных статей конца XIX – начала ХХ века. Об этом можно судить по скрупулезному воспроизведению примет эпохи, благодаря чему занимательная фабула – рассказ об участии в конгрессе пятерых делегатов из России – приобретает особенное правдоподобие. Внимательное изучение Горенштейном различных источников во многом повлияло даже на создание образов самих этих персонажей.
Например, Рассказчик, от лица которого ведется повествование, – очевидный автор «Первого международного антисемитического конгресса». Такой прием, естественно, позволяет обильно цитировать текст брошюры; но писатель добавляет в рассуждения персонажа то, чего в тексте нет – приверженность Рассказчика социалистическим убеждениям, – и демонстрирует на этом примере, что сочетание социализма и антисемитизма психологически вполне допустимо.
Другой персонаж, Путешественник, по оценке Рассказчика, человек «умный и весьма озабоченный судьбой нашего русского отечества». Он не социалист, а скорее русский националист, стремящийся подвести под свои антисемитские воззрения «научный» фундамент. Он заявляет на конгрессе: «Дарвин предсказал, что человечество по закону наследия должно остаться со временем без левой руки, деятельность которой все более атрофируется. Евреи в организме человечества – это все та же левая рука», – а следовательно, могут быть устранены без ущерба для этого организма.
Такая удивительная по своему невежеству трактовка эволюционной теории тоже не придумана Горенштейном. Она содержится в книге П.А. Крушевана «Что такое Россия? Путевые заметки»[12], изданной в Москве в 1896 году, причем высказывает ее также некий «путешественник», встреченный автором на пароходе, плывущем по Днепру. Более того, чуть не половина замечаний горенштейновского Путешественника позаимствована из той же книги. Здесь
Книга Крушевана, несомненно, повлияла на возникновение образа Путешественника, но настоящего Крушевана вряд ли можно считать его прямым прототипом. П.А. Крушеван (1860 – 1909) был фигурой гораздо более зловещей. В год выхода книги – 1896-й – он основал в Кишиневе газету «Бессарабец», очень быстро ставшую ведущей среди российских черносотенных изданий. Именно антиеврейские статьи «Бессарабца», по мнению многих современников, отчасти спровоцировали страшный кишиневский погром 1903 года – о чем наверняка знал Фридрих Горенштейн. В том же году П.А. Крушеван первым опубликовал знаменитую фальсификацию «Протоколы сионских мудрецов» (под заглавием «Программа завоевания мира евреями») в принадлежавшей ему петербургской газете «Знамя». Высшей точкой его карьеры политика-антисемита, руководителя бессарабского отделения Союза русского народа, стало избрание во Вторую Государственную думу. Дело его не пропало: и по сей день некоторые историки усердно трудятся над развенчанием «черного мифа о государственно-охранительном движении начала ХХ века как движении погромщиков и антисемитов» и реабилитацией светлого имени оклеветанного Крушевана[13].
С гораздо большей уверенностью можно назвать вероятный прототип еще одного героя (вернее, героини) «Дрезденских страстей» – восторженной и порывистой Надежды Степановны. В 1900 году журнал «Русский архив», издававшийся П.И. Бартеневым (1829 – 1912), напечатал подборку писем Н.С. Соханской (1825 – 1884), российской писательницы, известной под псевдонимом Кохановская[14]. Из них следует, что она, как и Надежда Степановна у Горенштейна, в 1866 году ездила на Волынь; выступала в Москве, в Обществе любителей русской словесности; выставляла на стол для простого народа в своем деревенском доме угощения со всем лучшим «начиная с осетрины и до бланманже»; возмущалась графом Толстым, приводившим ее в «нравственный ужас», – совпадения между поступками и словами героини книги Горенштейна и письмами ее прототипа легко множить и дальше. Даже звали Соханскую так же – Надеждой Степановной.
У Горенштейна Надежда Степановна олицетворяет «тип первых русских женщин-антисемиток в полном смысле этого слова» – так говорит о ней Рассказчик. И хоть непосредственно в тексте писем Н.С. Соханской нет ни слова о евреях и о ее отношении к ним, подстрочное примечание сообщает, что на Волынь она ездила не просто так, а «с целью помочь бедному православному люду, страдавшему от евреев». Писательница помогла организовать религиозно-просветительское Свято-Георгиевское братство среди крестьян села Яполоти Ровенского уезда Волынской губернии. Ею был создан также общественный «банк» с намерением ослабить зависимость крестьян от «жидов», которым платились «жидовские проценты»[15]. Увы, затея наивной и непрактичной благотворительницы не удалась: весь капитал «банка» быстро был растрачен на ссуды, и отдавать их члены братства не спешили. Впоследствии в письме крестьянам Н.С. Соханская горестно констатировала: «До меня дошли даже слухи, что многие берут деньги из кассы на попойку и пропивают их в корчме у неверного жида»[15].
При Надежде Степановне состоит Павел Яковлевич, ее гражданский муж, человек основательный и образованный, при случае без труда приводящий квалифицированные ссылки на статьи законов Российской империи. Педант Павел Яковлевич не может удержаться от того, чтобы не сделать очередное замечание своей увлекающейся партнерше: то она неверно припомнит строчки поэтессы Жадовской, то заявит, что выступала в том же зале, что и Пушкин, Гоголь и Жуковский, то назовет «стародавними стихами» цитату из «Евгения Онегина»… По существу Павел Яковлевич выступает в роли комментатора Надежды Степановны; и действительно, эти его реплики в точности совпадают с примечаниями, сделанными публикаторами к письмам Н.С. Соханской в «Русском архиве».