Дровосек
Шрифт:
Через три дня Булай был выпущен из больницы, а еще через четверо суток самолет «Аэрофлота» вылетел из Франкфурта-на-Майне, унося его в Москву, в связи с досрочным завершением командировки. За иллюминатором густые туманы покрывали землю, лишь иногда открывая уже сбросившие покров ноябрьские леса.
Глава 24
1987 год. Ворон ворону…
Когда в начале 1987 года Голубина уволили из первых замов и перевели в резерв, он понял, что его разработка завершается. Надо было отдать должное питерцам – по нему работали в высшей степени профессионально. Олег почти не видел за собой наружки, а если что-то и видел, то всего лишь
Голос разума говорил ему, что сейчас самое время прекратить всякие контакты с американцами, потому что ЦРУ особым профессионализмом никогда не отличалось и могло его спалить. В том, что Второй главк может разгадать любую комбинацию американской резидентуры и переиграть ее, Олег нисколько не сомневался. Второй главк был на голову выше цэйрушников. Десятилетия преемственности, передачи опыта из поколения в поколение сотрудниками, разрабатывавшими американское посольство, приводили к нужным результатам. Он навсегда запомнил, как участвовал однажды в планировании операции против установленного американского разведчика совместно с группой сотрудников контрразведки. Американец работал с перевербованным КГБ агентом, и дело шло к захвату с поличным. Прокладывая вероятный маршрут отхода американца после изъятия тайника, руководитель группы поставил на карте крестик и сказал:
– В этот туннель он обязательно заскочит. Но идти за ним не надо. Через две минуты он из него выйдет и двинет дальше к автомобилю.
– Почему он должен войти в туннель? – с любопытством спросил Голубин.
– Потому что во время изъятия тайника у него ударит в кровь адреналин, и он страшно захочет отлить. А другого места, кроме туннеля, здесь нет.
Голубин понял тогда, как глубоко контрразведка просчитывает поведение противника. В результате, у американцев не было в Москве серьезной агентуры. В ту пору Голубин являлся единственным не выявленным крупным агентом. Но он стоил многих.
А теперь чувство опасности отступало на второй план из-за того, что его жизненная цель летела в тартарары. Он уже не будет крупным руководителем, звездой первой величины, влиятельным и всевластным человеком. КГБ сгубило его судьбу, и Олег хотел мстить. Он остро ненавидел не только КГБ, но и всю окружающую его советскую жизнь. Как-то Голубин прочитал у Ильфа и Петрова такую строчку: «Он ненавидел не только советскую власть, но и всю солнечную систему», – и вдруг подумал, что это о нем.
«Лис» осознавал, что если его разрабатывают, то наверняка по нему идет активная переписка между ПГУ и Вторым главком.
Но как бы вызнать о состоянии дел в этом вопросе?
Голубин вспомнил о Тамаре, которая занимается оперативной почтой и многое может прочитать. После перевода в Питер они еще продолжали некоторое время встречаться, но время и расстояние делают свое дело. Связь начала затухать, и сейчас
Голубин организовал конспиративную встречу с Тамарой у нее на квартире. Он позвонил ей с чужого служебного телефона и договорился о приезде в Москву. В столице посетил знакомого генерала в областном управлении и после пары выпитых рюмок попросил у него служебную машину – добраться до своей московской квартиры. Тот с удовольствием дал, и Голубин выехал, сидя на заднем сиденье генеральской «Волги», из ворот управления, не замеченный наружкой.
Тамара вела себя напряженно и была не в состоянии играть в те постельные игры, которые так увлекали ее раньше. Голубин понял, что она знает что-то важное. Он встал перед ней на колени и сказал:
– Ради нашей любви, ради всего святого, скажи правду обо мне. Ты знаешь правду. Что вокруг меня происходит?
Женщина сидела, опустив голову на грудь, и молчала. Она не могла сказать Голубину того, что знала, но все их совместное прошлое заставляло ее что-то предпринять.
– Поначалу я переписку по тебе видела. Плохая переписка. А потом все прекратилось. Они узнали, что ты со мной живешь. Как только тебя арестуют, и за мной придут. Хотя, что я знаю? Уходи ради Бога. Страшно мне. А за тобой скоро придут…
В ту ночь он остался у Тамары из соображений конспирации, и впервые за многие годы они не имели близости, разделив постель как два чужих человека.
А к десяти утра Голубин позвонил Бабакину, и тот заказал на него пропуск в ЦК.
Наружка взяла его от дома Тамары и привела на Старую площадь. Второй главк прослушивал телефон секретарши, и попытка Олега устроить с ней конспиративную встречу была напрасной. Их разговор на квартире также был записан.
В этот же день на стол Крючкова легло донесение о разговоре Голубина с Тамарой и его визите к новоиспеченному члену Политбюро, с которым его связывали очень давние отношения. Уже почти созревшее решение о задержании предателя было отложено. Предстояло выяснить, какого рода связь существует между Голубиным и Бабакиным.
Между тем, в ЦК состоялся весьма необычный разговор.
Бабакин принял Олега радушно, как и полагается давнишнему однокашнику. На столике появились бублики с чаем, прием остальных посетителей был приостановлен.
Голубин пришел к Шуре с легендой о том, что, будучи неугодным своему начальству из-за свободомыслия, он попал в опалу, и ему «шьют дело». Он очень надеется, что старый друг ему поможет.
Бабакин не спеша расспрашивал Голубина об обстоятельствах конфликта с Крючковым и чем дальше, тем больше понимал, что никакого конфликта не было, а просто старый хитрец Крючков по каким-то неведомым соображениям решил избавиться от молодого генерала. По каким?
Слушая вранье Олега, Бабакин глубоко задумался, а потом, как это бывало с ним в решительные минуты, неожиданно спросил:
– А ты ведь с американцами замазался, дружище, не так ли?
По тону вопроса и понимающей улыбке Голубин понял, что можно ответить правду.
Он помолчал минуту, собираясь с мыслями, а затем с трудом выдавил:
– Было дело…
– Ну, теперь все ясно. Надо тебя спасать. Время сейчас такое, что спасти тебя можно. Давай обсудим варианты…