Дроздово поле, или Ваня Житный на войне
Шрифт:
Ваня стал кликать посестриму: дескать, слезай давай, а то не ровен час… Но самовила, вся устремленная туда — в страшную сечу, только отмахивалась.
Шишок, тоже с большим интересом, — из-под руки, чтоб солнце не мешало, — наблюдавший за сражением, упал наземь и, оглянувшись на калик, приложил палец к губам. Послышались голоса, едва различимые в шуме битвы: говорили по-сербски. Ваня подполз к домовику: по склону бежали двое, пестрый плащ одного зацепился за колючие ветки как раз напротив наблюдателей, — и человек приотстал, чтоб освободить полу. Другой, поджидая
— Нет, воевода Милош, не удастся тебе задуманное: полчища мусульман неисчислимы, нас же слишком мало. Если бы стало наше войско солью, турецкий плов был бы недосолен! И взгляни: белый шатер Мурата в самой сердцевине вражеского стана! Даже если бы ты умел летать и, подобно соколу, пал на проклятого турка из облака, обратно тебе не подняться…
— Что ж, побратим Иван, значит, так богом суждено! Но то, что я обещал властелину-князю — сделаю, клянусь святым Видом: заколю турецкого султана и придавлю ему горло ногой!
Ваня обернулся и заметил: с историком творится что-то неладное. Он выпучил глаза и разевал рот, ровно рыба, выброшенная на берег.
— Султан Мурат!.. — наконец выговорил Боян Югович. — Воевода Милош… Милош Обилич! — последние слова он выкрикнул, перекрыв шум битвы, так что двое, ушедшие уже довольно далеко, обернулись.
— Кто звал меня?! — воскликнул воевода Милош.
И Боян Югович, забыв про стрелы, забыв, видать, обо всем на свете, напролом, сквозь кусты, бросился к войникам. Ваня, Шишок и Березай, переглядываясь на ходу, последовали за ним. А историк орал:
— Это — Косовское сражение, да?! Сейчас 1389 год?! О-о-о-о, я не могу! Бывает же такое! Увидеть все своими глазами! Мне никто не поверит!
А воеводы вытащили вострые мечи из ножен и спросили: дескать, а вы кто такие будете, почему по кустам жметесь, уж не вражеские ли лазутчики?! Али, может, латины — что за красный берет на вашем карлике?
Шишок надулся то ли на «карлика», то ли на «латина», и Ваня испугался, что дело принимает нехороший оборот, но историк тут представился: дескать, Боян Югович я, а это… Но не успел он представить друзей, как Милош Обилич, пристально в него вглядываясь, воскликнул: мол, все восемь Юговичей сейчас на поле боя, вместе с отцом Югом-Богданом… А тебя, де, самозванец, я знать не знаю!
— Девять, — машинально поправил воеводу историк.
— Что?!
— Девять сыновей было у старого Юга, и все они…
Тут второй войник стал торопить Милоша Обилича: до разговоров ли сейчас, брат Милош, мы разведали все, что хотели, — пора ведь в бой, а этих людей, дескать, с собой возьмем, оружия у них нет, так зато у павших его много. Пускай сражаются, как подобает мужам, ежели не хотят навлечь на свой род вечное проклятье!
— Я готов! — неожиданно воскликнул Боян Югович и блаженно улыбаясь, добавил: — Мне просто не верится: Милош Обилич и Иван Косанчич! Вы же Иван Косанчич? — обратился тщедушный историк к могучему воеводе. Тот кивнул и велел следовать за ними. Но вдруг порсканье крыльев раздалось — и с дуба, едва не свалив Бояна с ног, слетела крылатая девушка, держа за плечами свой лук.
— Вила,
Златыгорка сильно удивилась, что ее так быстро раскусили, и сказала: дескать, я плохого вам не хочу, наоборот… Я, де, услыхала ваш разговор: про то, что к султану Мурату не пробиться, разве только имея крылья, так, мол, крылышки у меня имеются… И, сбросив защитную плащ-палатку, которую хозяйственный домовой тут же подобрал и сложил в мешок, предъявила тайные крылья. Садись, де, Милош Обилич на меня, попробую доставить тебя к шатру турецкого султана!..
И воевода без долгих разговоров согласился: дескать, спасибо тебе, горная вила, знать, правду пели в старых песнях, что в тугую годину и вилы участвуют в злых сраженьях, помогают войникам. И тут же указал самовиле: мол, видишь, сестрица-вила, белую точку вдали? Это и есть шатер, там сейчас султан Мурат!
Но тут цыганка Гордана, переборовшая свой страх, выскочила из кустов и бросилась к Златыгорке: дескать, не летай туда, милый ангел, а то, не дай бог, погибнешь, или стрела в крыло вонзится, что тогда будешь делать?
Златыгорка нахмурилась, а Милош Обилич покосился на Гордану и сказал: сгинь, отродье, не в свое дело не мешайся!
А тут и Яна Божич подбежала и, ухватившись за руку Златыгорки, принялась вопить-причитать: дескать, убьют тебя, и я опять одна останусь!..
Но птахи уселись по плечикам девочки, выпевая: хватит, де, веньгать, Сопля Ивановна, али ты не вила?!
— Вила, — отвечала девочка. — Только у меня пока еще крылышки не отросли.
А птахи взлетели на дуб и стали о чем-то вполголоса совещаться с косовскими птицами. И вдруг с дуба прыснули в разные стороны воробушки.
Девчурка, выглядывая из-за Златыгоркиной ножищи и страшно смущаясь, сказала Милошу Обиличу:
— А мы в городе Обиличе вчера были, на почте, на мешках с письмами ночевали…
Воевода понахмурился: нет ведь в округе такого города — Обилич! А Иван Косанчич, услыхав о письмах, проговорил: дескать, нашему князю Лазару. Илья-пророк накануне сражения письмо доставил от Богородицы…
— Да-да, — обрадовался Боян Югович и, припомнив, процитировал:
«Лазар-царь, надёжа сербского колена! Какое царство в твоем сердце? Царство небесное или царство земное? Какому благоволишь? Возможно, падет земное царство — но вечно царство небесное! За него поведешь сербов в бой!» Но… разве это не миф?
— Ты нас обвиняешь во лжи, самозваный Югович?! — вскричал Милош Обилич. — Письмо и побратим мой видел, и я! Была гроза, сверкнула молния — и на пустом пергаменте, который лежал перед властелином-князем, появились слова, как вроде росчерки молнии…
Вдруг раздалось подобное грому мычанье — это корова Росица, не пожелавшая отстать от своих, выбралась из кустов и ткнулась мягкими губами в руку мальчика.
Воеводы удивились: что за бедолаги оказались на Косовом поле — с детьми, с цыганками, с коровами…