Дрожь
Шрифт:
— Даже не знаю, что вам посоветовать.
— Мне кажется, его поведение с каждым днем становится все менее предсказуемым. В воскресенье он устроил сцену у меня на приеме, а сегодня подловил меня на пляже. — Джонатан прочистил горло. — Работники клуба сказали мне, что Джеймс приходил и смотрел на Оливию во время тренировок. Он даже не член клуба!
Хоулт засмеялась.
Джонатан поджал губы.
— Я не в курсе, насколько хорошо вы знаете Джеймса... — Он осекся, но все же заставил себя продолжить: — Когда мы росли, были... некоторые проблемы. Я не могу в точности вспомнить все детали, мы были слишком
Хоулт пристально смотрела на него, понимая, что рассказ не окончен.
— В старшей школе случился неприятный инциденте участием Джимми. Девушка, которая ему нравилась, стала встречаться с футболистом. В итоге спортсмен оказался на больничной койке, а Джеймса отчислили.
— Я изучила дело вашего брата, Джонатан, но ничего не знаю о подобном инциденте.
— Папа потратил уйму денег, чтобы все замяли и полицейский отчет не попал в дело. Наш адвокат надавил на семью мальчика, которого покалечил Джимми, и привлек администрацию школы на нашу сторону. Такое ведь часто случается, не правда ли?
— Иногда.
— Джеймсу предписали лечение, но отец никогда не доверял психиатрам. Думаю, Джимми так ни разу у врача и не был. — Джонатан опустил глаза. — Я пытался говорить об этом с Джеймсом, но, наверное, плохо старался. — Он взглянул на Хоулт. — У меня такое чувство, что семья махнула рукой на Джеймса, бросила его, и я сам в том числе. Он мой брат, а я... я... даю ему ускользнуть.
Хоулт взглянула на океан, стараясь не показать своей заинтересованности рассказом Джонатана. Солнце красиво садилось за горизонт. Хоулт тщательно проверила все, что касалось прошлого Джимми, ни один документ не скрылся от ее внимания. Однако нигде не упоминался тот инцидент в старшей школе, о котором говорил Джонатан. Точнее, не было вообще никаких сообщений о проявлениях насилия со стороны Джимми.
— Судя по всему, Джеймс всерьез полагает, что я провел его со снимками, и это пугает меня. Он всегда был бедным неудачником, и если он думает, что я его дурачу, тем более в вашем присутствии... ну... вы понимаете, что я имею в виду.
Хоулт молчала.
— Я хотел бы, чтобы вы поговорили с ним... как друг, — подытожил Джонатан. — Передайте, что я не хочу ему зла. Возможно, вас он послушает.
— Сомневаюсь, чтобы Джимми... — начала Хоулт, но вдруг громко вскрикнула.
— В чем дело?
Джейн держалась за правый глаз. Его вдруг пронзила такая боль, словно кто-то воткнул шило прямо в зрачок. Джонатан отодрал ее руку.
— Так будет только хуже, — строго сказал он. — Я сейчас все сделаю. — Он смочил конец салфетки в воде и подвинулся ближе. — Тихо, тихо, расслабьтесь. — Голос звучал успокаивающе. Хоулт быстро моргала, и слезы текли по ее щекам. Джонатан аккуратно отвернул веко и уголком салфетки достал песчинку. — Вот и все, Джейн. Потерпите. — Он уже показывал ей песчинку на краю салфетки. — Вероятно, ощущение было как от булыжника, — посочувствовал он, все еще держа ее лицо в своих руках. — Закройте глаза на минуту, надо удостовериться, что больше там ничего не осталось. Давайте, я не сделаю больно.
Хоулт закрыла глаза и почувствовала, как его пальцы легко касаются века. Ее никогда раньше даже не целовали так нежно.
— Теперь можете открыть глаза,
Хоулт моргнула.
— Лучше? — Джонатан выглядел взволнованным.
— Спасибо, доктор, — кивнула Хоулт, все еще моргая. Теперь они чувствовали себя еще более неловко, чем раньше. — Так на чем мы остановились?
— Выдумали, что я преувеличиваю способности Джеймса к насилию, а также его стремление влезть в мою жизнь.
— Я понимаю, что вы расстроены. Но действительно полагаю, что вы преувеличиваете.
— Наверное, это замечательно, когда люди инстинктивно верят и симпатизируют тебе. Думаю, сам Джеймс и не предполагает, что обладает такой привлекательностью, — вздохнул Джонатан. — У вас есть родные брат или сестра?
— Нет.
— Тогда вы не можете себе представить, что нас связывает с Джеймсом. Между братьями никогда не бывает полного равенства и желания поделиться. Семья — это апологет дарвинизма, в ней выживает сильнейший. Не знаю, кто начал наше соперничество, но мы стояли друг у друга поперек горла с момента рождения Джеймса. И я хоть и был старшим, всегда проигрывал.
— Трудно в это поверить, Джонатан.
— Разве? — взглянул он на Хоулт. — Ну конечно. Высококвалифицированный богатый хирург и свободный писака, неспособный наскрести денег даже на то, чтобы снять квартиру, — именно такими вы нас видите?
— Просто не могу себе представить, что вы способны под кого-то прогибаться. И проигрывать на чьем-то фоне.
— Вы судите по моему успеху, а надо смотреть глубже, — потянулся к ней Джонатан. — Позволите? — Он дождался согласия Хоулт и мягко прикоснулся к ее нижним векам подушечками пальцев. — Кожа на этом участке самая тонкая, поэтому, как правило, под глазами усталость видна в первую очередь. Из-за нее образуются темные круги... — Пальцы Джонатана уже ласкали ее лоб, и, к своему удивлению, Хоулт не противилась этому. — Морщины беспокойства и тягостных раздумий, так их называют. У вас прекрасные черты лица, классическая костная структура, но женщина с вашей профессией постоянно находится в стрессе, отсюда и морщины. И они становятся все глубже с каждым днем.
— Я вроде бы не на приеме у врача, — отодвинулась Хоулт, досадуя на себя за то, что слова Джонатана задели ее.
— Вы меня не так поняли, — сказал Джонатан. — Джон Китс приравнивал красоту к правде, но он ошибался. Красота — это оболочка, Джейн, это все, что угодно, кроме правды. Красота — это уничтоженные лазером морщины, увеличенная силиконом грудь, подтянутые хирургическим путем бедра. И большинство верят в подобную красоту, но только не вы. Не дайте моему дому и машине одурачить вас, это всего лишь прикрытие. Если я говорю, что мучаюсь из-за Джеймса всю жизнь, просто поверьте мне. И если я скажу, что он опасен, поверьте тоже.
Хоулт молча наблюдала за ним.
— Джейн, я искренен с вами! — Джонатан поерзал на стуле, его бледно-голубые глаза забегали. Он повернулся спиной к залу и устремил свой взгляд на Джейн. — Я не так благороден, как кажется. Мой страх Джеймса... он не только физического свойства. Если быть предельно, предельно честным, я очень боюсь, что Оливия передумает... не захочет больше быть со мной. — Его улыбка казалась невероятно грустной. — И кто сможет винить ее?
— У вас с ней какие-то проблемы?