Друг человека (История из скорого завтра)
Шрифт:
А кто?.. Кто покупатель-то?
– Иван Иваныч, - позвал вслух, - может?..
Иван Иваныч, как ожидал, понял с полуслова. С готовностью ответил:
– Что это даст? Замочим одного-другого. Всех не перемочишь.
– И дал понять: в конце концов замочат нас.
Раньше Юрий, может, плюнул бы - до болезни, до возвращения сюда, до той поры, пока с Ленкой встречался так - сунь-высунь. Может, узнав об этом не здесь, на службе, конечно, побесившись, сотворив очередной какой-нибудь дебош, угон машины, в итоге бы упал на койку и сказал: "А, до фени, блин!" Но в том и дело, что
"Как дальше?.. Что?.. Куда?.."
Впервые лезли в голову (так настойчиво, всерьез) мысли, что касались, вернее, тормошили, донимали других всегда. Тех, взрослых, но беззащитных, вроде кладовщицы... И что же те - все они - все это время молча думали, вяло барахтались в тех рамках, что ограждают вроде бы дозволенность? Не взрываясь, не разевая пасть... За него, Юрия, думал, в основном, отец.
Так. Отец. А он что же? С соумниками своими, с Опорным пунктом, так называемым, цивилизации? Кого и почему и от кого защищать, если задуматься? Какая опора? Где враг реальный, ощутимый? И как случилось, что так стало?.. Всегда так было? Нет, не всегда.
Идиотизм какой-то: как - так, тык - мык, тырк - пырк...
Он посмотрел на Иван Иваныча, как когда-то, когда пришел просить устроить на работу. Мусоровозчиком.
– А в самом деле, как получилось-то? Что мы, действительно: идиоты, эти... мухи?
– Кто - мы?
– На лице друга прежняя ухмылочка.
– Ну, я...
– Юрий нашел глазами стоящих в ряд у печки мать и Ленку. Они?
– Я понимаю, в смысле, что небогатые?
– М-м... И это тоже.
– А завтра можете стать: вооще! Все может измениться неузнаваемо... хе-хе...
– Иван Иваныч прошелся по кухоньке, спросил сочувственно: - Хорошая клубника-то? Ну, в смысле урожая?
– Тонн до тридцати в хороший год...
– Тэк-с, тэк-с.
– Остановился перед полочкой, потрогал корешки книжонок, в основном - стихи, истрепанные песенники, откуда Юрий черпал свои "ретро-римейки".
– Все может очень даже измениться, - повторил гость, глядя по-прежнему на книги.
– Но, понимаете, есть... назовем его как-нибудь... ну - дядя. Дядя из дядь. Дяде этому проще гонять с лужайки на лужайку стадо баранов, чем умных козлов, которые сами его могут погонять. Бараны бегут, куда велят, и стричься ложатся без особой волокиты. Но... Лужайки, которые бараны эти вытаптывают, выгрызают до предела, гораздо больше стоят в денежном исчислении, чем сами бараны. И если все эти лужайки взять да запродать - как ты, Юрок, считаешь?
– ведь оченно шикарно даже можно жизнь прожить.
Юрий не ответил. Слабую после болезни (да, может, и от природы) голову ломило, раскалывало просто... Иван Иваныч присел к столу и наслаждался дыней. Съел три ломтя, утерся. Досказал:
– Я не могу поставить крышу здесь. Понимаешь, нет? Над всеми этими... баранами. Я в роли козла, который знает, где его место и куда надо и не надо совать рога... Ну, понимаешь?
–
– Пойдем маленько погуляем. По огороду, что ли. Можешь?.. Да и отлить бы не мешало - дыня у вас, что арбуз, хе-хе, таджикский.
Обозревая волю - гладь воды под огородом, бор по ту сторону пруда, холмы, - Иван Иваныч дышал сочувствием к Юрию.
– Жаль оставлять?
– А как ты думаешь?
– Кажется, начав догадываться, кто пусть, может, и формальный, но все же покупатель их земли, Юрий начал вскипать, даже вот на "ты" старшего друга и благодетеля назвал.
– Угу... А знаешь, что вам предложат в виде компенсации? Семье вашей? Хм... Под городом тот замок, за который ты когда-то воевал. Он сейчас ничей... то есть...
ну - не важно... С двумя гектарами земли. И с льготным освобождением на три
года - от всяческих налогов. Для обустройства.
– Да-а?.. И с Танькой той?
– сдерживая злость не собственно на гостя, а на что-то большее, почти пропел Юрий. И тут же добавил, не определив и сам для себя, какой смысл вкладывает в усмешливо-горькую фразу: - Ну и шутки у тебя, Иван Иваныч!
– Это не шутки.
Новым известием, о злосчастном замке, Юрий был, конечно, ошеломлен, впрочем, не настолько и не так, как мог бы предполагать стоящий рядом виновник ошеломления. А тот, наверное, чтобы добить, обезволить, преподнес еще сюрприз:
– Отец твой имеет вес по части распределения, то есть - купли и продажи... Он мог бы подписать - не подписать тот перечень земель, что предложили на аукцион. Но... я тебе не зря втирал там про баранов... Понимаешь, да?
– И сам ответил: - Да. Отныне что ж, - Иван Иваныч старался быть по-прежнему любезным и справлялся с этим, - попадаешь под опеку и компетенцию моих ребят... хм... мусоровозчиков.
Уж - не взыщи. Разумеется, как только там станешь жить. По принципу: "Закон - для законодателей".
– Что ж, всего хорошего.
– Юрий с трудом сдерживал себя, чтоб не толкнуть друга с берега.
– Спасибо за благодеяния. За все...
Иван Иваныч как бы виновато улыбнулся:
– Не надо психовать. Будешь там со стариками и своей курочкой, как граф какой-нибудь... И двух гектаров для клубники - приемлемо вполне. Так что принимаю благодарность.
Когда Иван Иваныч, чуть-чуть хромая, будто ему под ступню попал камушек, а снять туфлю и вытряхнуть его все недосуг, шел к машине решительно и зло, Юрий вдруг испугался довольно нелепой (а может быть, и лепой) мысли, что вот сейчас он возьмет и даст команду: "Курочку со мной!"
Ленка в самый раз тут на глазах, как бы нарочно, и до ужаса такая аппетитная. Иван Иваныч миновал ее, не глядя, а бугай, что двигался за ним, прощупал взглядом раз, другой...
Нет, все, мотор завелся, дверцы мягко хлопнули. Машина тронулась. И будто что-то обрубилось важное, большое, нужное. Юрий ушел под навес, где были клетки с кроликами, а в основном, давно пустые (случать их руки у отца не доходили), сел на ящик. Закурил.
Кто спорит, Иван Иваныч, это - да. На своем уровне, конечно. Но и он, Юрий, не баран. Не овца безмозглая, чтоб так вот... Тьфу!.. Бараны, мухи, кролики, козлы... Башка готова лопнуть.