Друг твоего отца. Телохранитель для принцессы

Риччи Джас

Мои руки сжимаются на ее талии и я резко снимаю ее с себя, тут же присаживаясь и целуя. Палец нащупывает ее клитор и трет его, моментально доводя ее до оргазма, а вторая рука помогает ее ладошке нащупать мой ствол и сжать его, и он тоже выстреливает, заливая спермой наши тела. Я обессилено валюсь назад на кровать и тяну ее за собой, прижимаю к себе, утыкаюсь носом в ее волосы и восстанавливаю дыхание.

Глава 41

Маргарита

Прижимаюсь

к нему, слушаю, как бешено колотится его сердце, и пытаюсь справиться со своим, бешено стучащим в унисон. Какая-то часть меня все еще не может поверить, что я могу так просто прижиматься к нему. Заниматься сексом с ним. Целовать его. Что этот мужчина наконец мой, со всеми потрохами. Это осознание бьет по нервам. Но сильнее бьет бинт на этом роскошном теле, который скрывает рану от пули, которую он словил из-за меня. И не он один.

— Как Тимур? — спросила я вдруг, совершенно не соображая, что ляпнула и когда.

Я мгновенно почувствовала, как напряглось все это шикарное тело, и мне тут же захотелось прикусить язык, но слишком поздно. Прозвучавшего не расслышишь.

Матвей молчит какое-то время прежде, чем ответить.

— Он в больнице. Мой друг устроил его в хорошие руки, но ранение было сложное. Впереди долгое восстановление.

Я смотрю на него виновато.

— Я просто посмотрела на твою повязку, подумала про то, что тебе прилетело из-за меня, и вспомнила…

— Я понял. Не оправдывайся.

Он пошевелился, разрывая наш телесный контакт, и мне захотелось удариться головой об кровать. Нельзя дать ему опять расставить стены, вот я идиотка непроходимая, ну нашла же время брякнуть!

— Мот, — хватаю его за руку, — пожалуйста, не злись. Я понимаю, как тупо это прозвучало, прости.

Он замирает. Оборачивается. Смотрит на меня внимательно.

— Я понимаю, что ты переживаешь за него, цветочек.

От прозвища я вся поморщилась и сжалась. Из его уст это звучит абсолютно инородно и неприятно.

Он вздыхает, кладет ладонь на мое бедро и сжимает его.

— Расслабься, малыш. Я сам толкал тебя в его руки. И я могу понять, почему тебе было приятно проводить время с ним. Он все облегчал для тебя, я же усложнял. Ты знаешь почему. Я хотел лучшего для тебя. Лучшего, чем любой из нас. И да, я бешено ревновал тебя к нему.

— Между нами ничего не было. Кроме той сцены в туалете. Я испугалась, когда он поцеловал меня. Я хотела, чтоб меня целовал ты. Только ты.

Матвей усмехнулся и кивнул. Погладил пальцами мое бедро.

— И с ревностью проблемы не только у тебя. Я так сильно ревновала тебя к Марине, что демонизировала неплохую девушку.

— Ого, — хмыкает вдруг. — Надо было раньше вас закрыть в чулане на пару часов, может и петух бы выжил.

— Не нужно напоминать

про петуха, мне стыдно.

— Ух ты. Признаюсь, я поражен. Я-то думал ты у меня бесстыжая. Но хорошо, что ты свежевала петуха. Мы в лесу, здесь полно свежего мяса и дичи, которую нужно всего-то догнать, чтоб получилось жаркое. И ты, мой бесстыжий петушиный истребитель, прекрасный напарник в глуши.

— Говорила же, мы прекрасно подходим друг другу, — кусаю его, а сама крепко задумалась.

Мы и правда в глуши. Перепачкались во время утех, душа нет. У него ранение, чистой воды запасы ограничены. И мы здесь неизвестно насколько. Если он продолжит так же пренебрегать собой, рана не заживет быстро. И наши и без того скромные запасы быстро истощатся.

Впрочем, я ошибалась. Утолив жажду утех, мой пациент сразу слегка сбавил обороты и присмирел. Позволил обтереть себя влажным полотенцем и покормить. Постебался с того, что у нас быстозаваримаемая лапша на ужин после деликатесов, которые выготавливала Елена и ресторанов, в которых я привыкла питаться.

— Пфф, да ладно тебе. Я миллениал, залить кипятком лапшичку так, чтоб твой мужик остался сытым и довольным — это же вообще праздник.

— Я удивлен что тебя вообще это заботит. Не думаю, что твои одногодки переживают о том, чтоб мужик был сыт и доволен.

— Ты трахался с моими одногодками?!

Матвей чуть лапшей не подавился от того, как прилетело. А у меня аж мягкое место полыхнуло от одной лишь мысли.

Мот отставил тарелку и окинул меня внимательным взглядом. А я перестала чувствовать, что в тарелке горячее, так как мои ладони и щеки полыхнули от того, что мозг вдруг стал пытаться себе визуализировать.

— Нет, — ответил наконец, — не то, чтобы я спрашивал паспорта… Но я всегда предпочитал женщин постарше, с ними головной боли меньше.

— Почему это?

— Они четко знают, чего хотят. И чего ждать от таких связей.

— Ага, — хмыкнула я, перебивая его, — это вам, мужикам, удобно себя этим тешить. Я вот тоже знала чего хочу с первого дня, и хотела только тебя. Но тебе этого было мало. Зато бедная Марина год переживала твой “секс по расчету с взрослой и адекватной” и до последнего надеялась на что-то.

— Мой косяк. Не рассмотрел, что там был намек на чувства. Надеялся, что Мара умнее.

— Ой, ты невозможен! Умнее. Ты в зеркало себя видел? Ходишь, весь такой огромный и красивый как бог, и ждешь от дам какого-то здравого смысла и ума. Ну ага.

Он рассмеялся, и я улыбнулась. Как же я обожаю его смех.

— Не напрягай бок, — все же шиплю, шлепнув его по ноге, а мне вдруг прилетает в ответ и он шикает.

— Все, выключай наседку. На мне все как на собаке заживает. И я недолго буду твоим плюшевым мишкой.