Другая другая Россия
Шрифт:
— И нужен второй человек — зритель, который будет за ней наблюдать?
— Вполне возможно. А почему нет, если игра хорошая? Много раз были случаи, когда приходил в салон и уходил без интима: у девочки психологическая травма — не мог я на нее еще и себя навесить…
— Или ее на себя?
— И это тоже.
— Дождь, мы тебя ждем, — зовет Молли. Она меня не любит.
— Пройдет начальный этап, и потом живут, душой не болеют, — продолжает мужчина. — Хотя чужая
— В первый день здесь я смотрела на девушку, которая спускалась по лестнице после клиента с охапкой белья, — говорю я. — Мы встретились с ней взглядом…
— Это страшно, — отвечает он, не дослушав. — Как-то я убил животное на охоте. Получилось, как у Розенбаума: я увидел глаза умирающие… Глаза этой девочки — та же история. Я не хотел бы их видеть.
— И вы специально в них не смотрите?
— А вы мне предлагаете смотреть на своих постаревших одноклассниц?
— Я себя никак не позиционирую, — это уже Молли, она приходит из кухни и по-хозяйски садится на подлокотник возле Дождя. — Если мужчина мне не понравится, я не пойду. Хоть десять, двадцать, сорок тысяч положит — деньги ничего не решат. Не нужно всех под одну гребенку.
— Однако я не раз видела, как ты идешь, и за деньги, — напоминаю я.
— Я наблюдаю. Хочу знать, что человек обо мне думает. Я делаю то, что хочу в данный момент.
— А утратить что-нибудь не боишься?
— Настоящих изменений пока не произошло. Я не могу тебе объяснить, ты не в этой среде. Я ни о чем не жалею. Я так хочу! Хочу, и все.
— То есть ты считаешь, что всегда нужно получать то, что хочешь?
— А кто придумал нормы? Судьи кто? Кто знает, что хорошо, а что плохо?
— Для меня норма — усредненная величина, — говорит Дождь. — Берется двадцать человек, меряется температура. Тридцать шесть и шесть — это норма. Но кто сказал, что норма — именно она?
— Эти попытки отмести нормы обычно бывают у людей, которые их нарушают, — замечаю я.
— Дождь, мы тебя ждем. Пошли. Я хочу… — я не нравлюсь Молли, и так она протестует против моих посягательств на их клиентов и пребывания в салоне вообще.
— А я не хочу, — я упираю на слово «хочу». — И ты мне мешаешь.
— Что вы думаете о девушках? — спрашивает меня Дождь.
— Мне кажется, в их душах еще до прихода сюда образовалась какая-то червоточина.
— Найдите противовес.
— Я его ищу.
— Я искренне хотел бы вам в этом помочь, — он задумывается, трет пальцами лоб, молчит. Ничего на ум не приходит.
Вечером я засыпаю в отдельной комнате на кровати, на которой обычно девушки занимаются с клиентами сексом. На стене
Три часа дня. Все спят. Бесцельно брожу по салону. Четыре часа. Лола встала и говорит по телефону.
— Да, такая стройная, в леопардовом платьишке к вам выходила… Кто? Ника? Нет, она на занятиях.
— А я всех клиентов помнить должна! — возмущается Лола, обращаясь ко мне. — Это я, Вячеслав. В черной шубе к вам приходил… Звонков море, а у двоих месячные, у третьей подозрение на беременность, четвертая вчера перепила. Тут такой клиент, армянин, он в «Екатеринбург-Центральном» остановился. А послать к нему некого… — Лола смотрит на меня. — Ну, если только ваш журнал закроют, — примирительно добавляет она.
В «Екатеринбург-Центральный» едет Ксюша. Сегодня в аквариуме самцы забили самку-цихлиду. Хотели поразмножаться, а она была не готова. За это ее долго били хвостом, а она легла под камушек и умерла.
Я жарю драники — надо же как-то отрабатывать свое пребывание здесь. Молли лежит на диване с ноутбуком.
— Кто взял моего Буковски?! — кричит из туалета Сергей.
— Я! — отрываюсь от сковороды. — Он в моей комнате.
— Хорошо, что не упыри, — Сергей выходит из туалета в леопардовом халате, накинутом на спортивный костюм.
— Я ничуть не ставлю под сомнение ваши кулинарные способности, — важно говорит он, — но… может, включите конфорку под сковородой? Молли, сходила б ты в магазин за сметаной. А где грязное белье? Несите, закину в машинку.
Семейную идиллию нарушает приезд клиента. Лола угощает его чаем с драниками и развлекает беседой. Я, как мне было велено, молчу, смотрю в сковороду. Клиент — крупный, неприятный, но тоже обычный мужчина.
— Как ее зовут? — спрашивает он, показывая на меня.
— Она сегодня не работает, — отвечает Лола.
Я говорю себе, что скоро отсюда уйду, что просто готовлю здесь репортаж, но, находясь здесь, психологически не могу отделить себя от салона и работающих в нем девушек. Поэтому не могу подавить в себе чувство злости, вызванное вопросом клиента. Почему он меня не спросил, как меня зовут? Я что, вещь?
От армянина приезжает Ксюша и сразу же поднимается наверх с клиентом. «Тапочки наденьте. И чай, если хотите, можете с собой взять», — предлагает она ему.