Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское)

Думин С.В.

Впрочем, имя Литвы и раньше изредка мелькало на страницах русских, летописей. С XII в., пользуясь раз­дробленностью Руси, дружины литовских племенных во­ждей совершали набеги на пограничные территории. В начале XIII в. у здешних балтов возникают племенные союзы, «старшие» князья усиливают свою власть, одним словом, происходит процесс, многократно описанный в истории других стран и народов и предшествующий образованию государства. В страшную пору Батыева нашествия земли нынешней Белоруссии, к счастью, тата­ры обошли стороной, но угроза разорения была весьма реальна. Тем временем на севере, в землях латышей и эстов Орден меченосцев огнем и мечом насаждал хри­стианство, угрожая и Полоцкому княжеству, и Пскову, и Новгороду, Литве и Жмуди. Опасность подступала и с запада, где Тевтонский орден подчинил себе балтий­ские племена пруссов и мечтал о новых завоеваниях на востоке (в 1237 г. ордена объединились и натиск на славянские и литовские земли удвоился).

На первый план для Руси выступила задача освобож­дения,

свержения ордынской власти. Угроза с запада (крестоносцы в Прибалтике, стремление Польши и Венг­рии установить контроль над юго-западными областями Руси) осложняла эту задачу, заставляла вести борьбу на два фронта. Было ясно, что именно в ходе этой борьбы определится лидер, которому суждено будет начать ре­ализацию унаследованной от Киевской Руси общерусской программы (в тот момент еще вряд ли способной всерьез вдохновить кого-нибудь из восточноевропейских полити­ков, кроме золотоордынского хана, стремившегося при­брать к рукам все русские земли).

Обессилевшая Северо-Восточная Русь в XIII в. была явно неспособна возглавить эту борьбу. Эпизодические вспышки сопротивления шансов на успех не имели. Симби­оз Северо-Восточной руси с Ордой, объединение ее кня­жеств под властью хана и руками его нукеров, отсутствие у этих разоренных и разграбленных земель реальных сил для борьбы — все это, хотя и временно, исключало мест­ных князей из числа возможных лидеров освободительно­го движения. Несколько дольше этот шанс сохраняли князья Галицко-Волынской Руси. Они (в частности, Дани­ил Галицкий, в 1254 г. принявший от папы королевский титул) пытались бороться с Ордой, но потерпели пораже­ние и также вынуждены были платить дань. Татарские набеги и усилия соседних государств подчинить себе эти княжества ослабили и Юго-Западную Русь. Ордынцы вряд ли могли всерьез угрожать Новгороду, но косвенное дав­ление на него (через великих князей владимирских) заста­вило и новгородцев откупаться от хана. Торговая респуб­лика, осваивавшая северные земли, не пыталась активно бороться против татар, а ее руководители не проявляли особого интереса к делам остальных русских княжеств.

Лишь княжества Запада Руси сохраняли свободу, на­дежно прикрытые от ордынских туменов владениями со­седей, лесами и болотами. (Кстати, одно из объяснений происхождения названия «Белой Руси» — от свободных земель, земель, не плативших дани хану.) Давно обособив­шаяся от Киева Полоцкая земля (где «испокон веков» княжили потомки Владимира и полоцкой княжны Рогне­ды), разделившись на мелкие княжества, сохраняла все же единство, когда речь шла о военных делах. Нынешняя Западная Белоруссия (Гродно, Брест) подчинялась волынским князьям, активно действовавшим в этом регионе. А с севера все чаще и чаще приходили литовские дружины: то как союзники волынских князей, то как их соперники.

Начальный этап образования Великого княжества ис­точники, увы, рисуют довольно туманно. Историки спо­рят и о происхождении литовской княжеской династии (попытка русских родословцев XVI в. возвести Гедиминовичей к Рюрику, точнее, к тем же полоцким князьям, все еще принимается всерьез некоторыми авторами). Еще более запутан вопрос о том, кто же, собственно говоря, стал инициатором создания этого государства: литовская знать, захватившая русские земли (как утверждали позже, в XVI в., литовские хронисты и как до сих пор полагает большинство историков), или, как можно прочесть в не­которых публикациях белорусских авторов в последние годы, именно западнорусские княжества присоединили к себе Литву (в современном значении этого географичес­кого названия; до сих пор идут споры о местонахождении летописной Литвы; в частности, М. И. Ермолович поме­щает ее между Минском и Новогрудком, т. е. на тер­ритории Белоруссии). Думается, что последнее все-таки — крайность, своего рода реакция на пропагандиру­емую прежде теорию завоевания и порабощения бе­лорусских и украинских земель литовскими феодалами. Тем не менее несомненно — и это признают даже авто­ры, отнюдь не склонные идеализировать роль Великого княжества Литовского в истории Руси,— что возникнове­ние этого государства явилось результатом компромис­са, соглашения между литовской знатью и местным во­сточнославянским фоярством. Следует добавить, что по­добный компромисс был бы невозможен без поддержки горожан, во многих западнорусских княжествах сохраня­вших в политических делах решающий голос (порядки, установленные, например, в Полоцке и Витебске, были близки псковским и новгородским; даже во второй поло­вине XV в. в Полоцке собиралось вече). А это, в свою очередь, не вписывается в каноническую схему «захвата», соглашения феодальных верхов за счет народных масс.

Литовское государство (именно государство, а не аморфный военный союз племенных княжеств) с момента своего появления на страницах летописей и хроник в 40-е годы XIII в. являлось балто-славянской державой. В его состав вошла часть современной Западной Белоруссии с Новогрудком и Восточная Литва — Аукшайтия. Затем это государство расширяется в пределах того же балто- славянского ареала, включая Жемайтию и некоторые восточнославянские земли.

Создателем этой державы был литовский князь Миндовг (в XIX в. в литовских исторических сочинениях получивший имя Миндаугаса). Изгнанный из Аукшайтии соперниками, он был принят на княжение в Новогрудке,

с помощью местного боярства восстановил свою власть в Восточной Литве и приступил к методическому устране­нию родственников и племенных князей из других династий.

Языческая Литва и православная Новогрудщина мир­но сосуществовали под властью литовского князя. Впро­чем, уже в этот начальный период истории «так называ­емого Литовского княжества» заметна тенденция к славя­низации правящей в нем балтской династии. Не все историки склонны доверять сообщению поздней (относя­щейся к XVII в.) густынской летописи, согласно которой в 1246 г. (т. е., вероятно, в момент вокняжения в Черной Руси) «Миндовг приять веру христианскую от Востока со многими своими бояры». Но бесспорен факт крещения в православие одного из сыновей Миндовга — Войшелка, которому отец передал новогрудское княжение. Дума­ется, первоначально Миндовг поддерживал сына, пони­мая, что крещение укрепляет позиции Войшелка на Руси. Но обращение Войшелка к православию было не только политическим шагом, но и искренним порывом. С пылом неофита Войшелк стремится следовать заветам новой религии и приходит к мысли основать монастырь, само­му принять монашеский сан. Планы сына рассердили отца: «...отец же его Миндовг укоревашеться ему по его житью, он же на отца своего не любовашеть вельми» (т. е. Миндовг укорял сына за образ жизни, а тот был весьма недоволен отцом). Конфликты отцов и детей в ис­тории (и не только в истории) случались нередко. Войшелку, которого один из современных историков даже назвал «православным фанатиком», противостоял чело­век, вылепленный из того же теста, что и другие созда­тели раннефеодальных монархий: жестокий, отважный, коварный, готовый сменить старых богов на нового, христианского, но отнюдь не склонный обременять себя запретами новой религии. В Новогрудке Миндовг, веро­ятно, действительно делал какие-то жесты в сторону православной церкви. Но оказавшись в Литве, он через некоторое время завязал контакты с Римом и в надежде остановить натиск рыцарских орденов согласился при­нять католичество, получив от папы королевскую корону. Коронация Миндовга и его жены Марты состоялась, по-видимому, в Новогрудке около 1252 или 1253 г. Тогда же в Литве впервые было основано и католическое епи­скопство.

Сделанный Миндовгом выбор, казалось, навсегда ли­шал литовских князей возможности активно участвовать в политической жизни русских княжеств, традиционно принадлежавших к ареалу влияния православной церкви. Но союз с Римом не оправдал каких-то надежд литовс­кого короля, и в 1261 г. он отрекся от христианства, после чего его власть была признана языческой Жмудью (в 1260 и 1261 гг. одержавшей две блестящие победы над крестоносцами). Тем временем Войшелк выдал сестру замуж за волынского князя Шварна, а вскоре после этого «вдасть... Новогородок от Миндовга и от себе и Вослоним (Слоним) и Волковыеск (Волковыск) и все городы» брату Шварна князю Роману Даниловичу, ставшему вас­салом Миндовга, а сам принял монашество.

Осенью 1263 г., когда войска Миндовга находились в походе на Брянск, могучий король Литвы вместе с дву­мя младшими сыновьями был убит заговорщиками. Их возглавляли налыцанский князь Довмонт (у него овдове­вший Миндовг незадолго до этого отнял жену, приходив­шуюся сестрой умершей королеве и чрезвычайно похо­жую на нее) и жмудский князь Тройната, которому и до­стался великокняжеский престол. На власть претендовал и княживший в Полоцке племянник Миндовга Товтивил, но он был убит Тройнатой, вызвавшим полоцкого князя в Литву якобы для раздела наследства дяди. В Полоцк был впервые назначен литовский наместник. «Войшел[к] убоявся того же и бежа до Пиньска». Но Тройната недо­лго радовался содеянному: его зарезали конюхи Мин­довга, отомстившие за смерть своего господина (как видно, король был способен внушать своим подданным не только страх и ненависть, но и любовь). «Вой отца и приятели» выступили в поддержку Войшелка, который «поиде с пиняны к Новогороду и оттоле поя (взял.— С. Д.) с собою Новогородце и поиде в Литву княжить».

Таким образом, изначально поход Войшелка поддержали славянские земли. Вряд ли имеет смысл расценивать это как «завоевание» Литвы Новогрудской и Пинской зем­лями (формулировка в пылу полемики современного бе­лорусского исследователя М. И. Ермоловича). Речь идет о другом: существование Великого княжества Литовского уже в этот период, очевидно, отвечало интересам не только литовцев, но и восточнославянского населения территорий, вошедших в его состав. С помощью новогрудцев и пинян — но, разумеется, при поддержке сто­ронников отца православный литовский князь-монах «нача княжити во всей земле Литовской и поча вороги свои убивати: изби их бесчисленное множество, а друзии разбегошася како кто видя» (среди бежавших был и Довмонт, вскоре принятый на княжение во Псков, прави­вший там 33 года и даже причисленный к лику право­славных святых). Войшелк заключает союз с галицко- волынскими князьями, признав их номинальный сюзере­нитет («нарекл... Василка (Даниловича.—С. Д.) отца себе и господина»), и, по-видимому, планирует новое креще­ние Литвы — уже по православному обряду. В 1265 г. он просит псковичей прислать к нему священников, знако­мых с литовскими обычаями. Но в 1266 г. там утвердился Довмонт, и мысль о церковном сотрудничестве с пскови­чами была, по-видимому, Войшелком отброшена.