Другая семья
Шрифт:
– Нет, нельзя потише! – проговорил сердито и громко. – Нельзя, нельзя!
Алиса села на кровати, потерла глаза, глянула на него с удивленным возмущением. Фиалковые глаза ее были прекрасны – даже спросонья. Он отвел взгляд, чтобы не утонуть в них по привычке.
– Нельзя так, Алиса! Нельзя! Пожалей мать, в конце концов! Пусть
– Я? Рубашки? Ты что? У меня же маникюр… Я только вчера его сделала…
Голос у нее был хоть и недовольный, но слегка растерянный. Понятно, врасплох застал.
– Так стиральная машина сама все сделает, целым твой маникюр останется!
– Вот сам и постирай, если так!
– А тебе что, трудно? Ты чем-то важным занята?
– Ты меня сейчас упрекаешь, что ли? Не поняла…
И в этом «не поняла» уже был слышен вызов. Даже не вызов, а явная угроза. На пустом месте, между прочим. Угроза ради угрозы. И потому он сказал спокойно и сдержанно:
– Нет. Не упрекаю. Просто пытаюсь до тебя достучаться. Нельзя так, Алиса, нельзя… Мать тебя любит, старается тебе угодить, а ты этим пользуешься бессовестно! Разве не так, скажи?
– А ты сам… Ты разве не пользуешься? Что-то ты ни разу не отказался от наглаженной рубашечки по утрам! Надеваешь ее с удовольствием! Зато меня учишь, как надо, а как не надо!
– Да при чем тут я… Я же тебе объясняю – нельзя так жить, это неправильно… Уж сколько раз предлагал – давай квартиру купим… Свою… Или дом… Ты домом займешься, в интерес войдешь, хозяйкой себя почувствуешь. Сама в своем доме будешь все решать, разве это плохо, скажи? Ну сколько можно жить в роли избалованной маминой дочки?
– Нет, я не хочу… Не надо мне никакого дома. И вообще… Не надо мне ничего навязывать. Мне и так хорошо.
– А мне плохо!
– Чем это тебе плохо? Да мама же на тебя не надышится… А вот если мы от нее уйдем, тогда
– Это ты, что ли, смысл жизни?
– Ну да… А чего ты усмехаешься, интересно? Вот будут у меня дети, и они станут смыслом моей жизни… Это же так понятно, Филипп.
– Но ты же сама говорила, что не хочешь детей…
– Это я пока не хочу. Потому что не готова еще. Когда захочу, тогда и будут. И смыслы будут, и цели, и все остальное. А пока меня все устраивает. И не надо мне лекций читать о добре и зле, я и сама могу тебе лекцию прочитать, если понадобится. Не глупее тебя буду.
– Господи, с тобой невозможно говорить… Ты все перевернешь в нужную тебе сторону!
– Так не говори… Я тебя что, заставляю?
Он только развел руками, не зная, что ей ответить. Да можно было и не отвечать – все равно пора уходить. Хотя правильнее будет – бежать. Бежать от этого никчемного разговора…
И весь день потом не задался, и настроение было поганое. Хорошо, что давно научился держать правильное лицо – уверенное и спокойное, как и положено адвокату. А что у адвоката на душе кошки скребут, так ведь никто этого скрежета не слышит, и слава богу.
Пришел домой поздним уже вечером. Клара Георгиевна по привычке засуетилась, накрывая ему ужин. Он только вздохнул обреченно:
– Вам же лежать надо… А вы…
– А что я? Я уже ничего! Мне лучше! Я почти здорова! Ну что ж я буду в постели валяться и думать, что ты голодным останешься! Нет, нет… Не дай бог, ты опять с Алисой начнешь ссориться… А я не могу слушать, когда вы ссоритесь. Плохо мне… Вы утром на таких повышенных тонах говорили, просто ужас какой-то!
Конец ознакомительного фрагмента.