Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие

Клейн Лев Самуилович

В нынешних модных журналистских расследованиях пишется, что в Ленинград его погнала боязнь за жизнь в изменившихся политических условиях. Есенин был обласкан Троцким, а в столице победила антитроцкистская группировка во главе с его будущим (посмертным) гонителем Бухариным. На Троцкого же ориентировалась ленинградская оппозиция, еще сохранившая самостоятельность, и Есенин мчался в Ленинград как в последнее убежище. Но вряд ли Есенин, да еще сидя в своей психлечебнице, был в курсе всех этих партийных стычек. Или другая версия: его преследовал как раз Троцкий, которого беспокоили антисоветские настроения Есенина. Но вряд ли Есенин в это время, в преддверии XIV Партсъезда,

так уж занимал Троцкого.

В Ленинград поэт приехал 24 декабря 1925 г. За ним тянулась цепь дебошей, скандалов и уголовных процессов (Хлысталов 1994). Скажем, сидели в ресторане с Касаткиным. За столик подсел бородатый поэт Рукавишников, с Есениным не знакомый. Есенин, не говоря худого слова, хвать его за бороду — и в горчицу. Дело о скандале в поезде висело над ним. Ждали выхода из лечебницы, чтобы судить. По приезде в Ленинград в квартире у Ходотова, пьяный, сказал грубую сальность артистке. Кто-то закатил ему пощечину, Есенин — в драку. Захватил в кулак скатерть и со всем, что было на столе, — на пол. И так сплошь.

Публично разбирались его антисемитские выпады. Он жаловался Эр лиху: «Что они сговорились, что ли? Антисемит — антисемит! Ты — свидетель!

Да у меня дети евреи!..» — имел в виду: от Зинаиды Райх (ГИК 2000, 2: 49). Еще раньше писал из Америки Мариенгофу, что читают их не американцы, «а приехавшие в Америку евреи. По-видимому, евреи самые лучшие ценители искусства, потому что ведь и в России, кроме еврейских девушек, никто нас не читал». Ну, это перехватил, но к евреям, действительно, часто хорошо относился. Любимые им мужчины были часто евреи: Каннегисер, Повицкий, Мариенгоф, Эрлих. Как говорила Бениславская, по натуре он не был антисемитом. Но под влиянием собутыльников и из-за своей придирчивости и страсти принижать окружающих он прибегал к антисемитской фразеологии достаточно часто, особенно когда напьется.

Пожалуй, трезвее других отнесся к его антисемитским выпадам в Америке журналист Вениамин Левин, присутствовавший на одном из таких скандалов. В письме редактору «Русского слова» он впоследствии высказался: «Одно скажу: у Есенина не было антисемитских настроений, у него была влюбленность в народ, из которого вышел Спаситель Мира. <…> Есенинский жид — ласковое слово любимому человеку. Но такова русская душа, что любит ласкать и карябать» (ГИК 2000, 1: 317). Однако в пылу скандалов так трезво мало кто думал. В поэте видели хулигана и пропойцу.

… Эрлиха Есенин не застал дома, поэтому направился в гостиницу. Поселился в гостинице «Англетер», где уже проживал его приятель Георгий Устинов. Устинов происходил из староверческой семьи, был исключен из школы за богохульство. Плавал матросом, подался в эсеры, потом в большевики. Стал журналистом в подчинении Троцкого, редактировал его газету. Писал стихи и разносные литературно-критические статьи. С Есениным был знаком уже года четыре. Их сближало то, что Устинов тоже беспробудно пил (через семь лет он тоже повесится). В гостинице ходили друг к другу и пили.

По воспоминаниям Устинова (сб. Памяти 1926), «Днем, перед роковой ночью, Сергей, когда мы были вдвоем в его комнате, нежно опрашивал меня про мою жизнь, сидя у меня на коленях. Спросил об одной девушке, о Р. П. И когда я ему ответил, он долго плакал, склонившись ко мне на плечо…». Устинова подозревают в лживости воспоминаний, но сидение на коленях придумывать было незачем. Это не самый лучший способ показать интеллектуальную близость или хотя бы собутыльничество. Видимо, этот красивый и авантюрный парень импонировал Есенину своими мужскими качествами. Духовной близости тут не представить: Устинов в своих

статьях бичевал кулацкую природу есенинского «Пугачева».

Есенин искал духовную поддержку и встретился с Клюевым, который жил неподалеку, на Большой Морской. По словам Клюева, разговаривать им было уже не о чем. «Ведь он уже свой среди проституток, гуляк, всей накипи Ленинграда. Зазорно пройтись вместе по улице!» (Клейнборт 1998: 272). Клюев, не уловив отчаяния поэта, бестактно критиковал есенинские стихи и будто даже сказал такие слова: «Пожалуй, для поэта важно вовремя умереть…». Есенин вернулся в убийственно мрачном настроении.

Вручил подоспевшему Эрлиху написанные кровью стихи, которые сунул ему в карман и просил прочесть позже. Это были знаменитые «До свиданья, друг мой, до свиданья…» с концовкой: «В этой жизни умереть не ново, Но и жить, конечно, не новей».

Потом заперся в номере и ночью повесился на трубе парового отопления.

В последние годы появилось много статей и книг о том, что он не покончил с собой, а был убит агентами ЧК, подчиненными Москве, где-то в другом месте, а затем труп притащен в номер, где и было инсценировано самоубийство. В документации, действительно, есть много непонятных деталей. Не обнаружено Есенина в списке постояльцев номера 5 и вообще гостиницы «Англетер». На теле Есенина есть следы ушибов, ссадины. В комнате не найден его пиджак (его бы поискать в номере Устинова). Многие его знакомые, действительно, так или иначе были связаны с ЧК.

Но небрежности делопроизводства и следствия вообще типичны для тех лет и того состава необразованных работников, которые проводили следствие. Ушибы и ссадины естественны на теле пьяного. Агентов ЧК было полно везде. ЧК, конечно, следила за Есениным, как и за другими крупными деятелями культуры, но Есенин не был явным врагом Советской власти или опасным для какой-то группировки партийных деятелей. Как бы ни были близки к ЧК многие знакомые Есенина, убедительных мотивов устранения Есенина так и не приведено. Яков Блюмкин, выдвигавшийся на роль «черного человека», как раз однажды вытащил арестованного Есенина из рук ЧК, поручившись за него, т. е. с риском для себя. А в стихах совершенно однозначно: «черный человек» — в зеркале. К тому же Блюмкина в дни гибели Есенина вообще не было в Ленинграде. Эрлих же, по данным архива ЧК, в органах не работал (в 1937 г. как «враг народа» был расстрелян). Бениславская работала, но не в оперативных сотрудниках, а по хозяйственной части (Кузнецов 1998: 328). Есть документ с пометкой Дзержинского о желательности спасти талант поэта от алкоголизма — лечить (ГИК 2000, 2: 199 по книге Ст. и С. Куняевых).

А главное, уж очень много факторов толкало поэта к самоубийству: непрерывная череда пьяных дебошей и скандалов, уголовные дела, усиление обидной критики его стихов в прессе, постоянная неустроенность и отсутствие домашнего очага, сплошные неудачи браков, недолеченная психика. В недавно вышедших книгах о Есенине А. Панфилов (1994) и А. В. Лукьянов (2000) убедительно показывают, что Есенин был изначально психопатической личностью — невротиком (шизоидом), что было усугублено беспробудным пьянством. В последние годы у него были вспышки белой горячки и мания преследования. «Черный человек» — это состояние его психики незадолго до смерти. Написанные кровью стихи, адресованные последнему сердечному другу Вольфу Эрлиху, это декларация о намерениях. Есть воспоминание Э. Каминской со слов Эрлиха, что тот договаривался покончить с собой вместе с Есениным, но не пришел в «Англетер», оставив Есенина наедине со смертью (ГИК 2000, 2: 217). Этим объясняются прощальные слова поэта: