Другая жизнь
Шрифт:
– Я молюсь за Глинис с той самой минуты, как узнала о ее горе, – сказала она. – Все прихожане в Тусоне молятся за нее. Знаешь, у нас уже были случаи, доказано, что это помогает.
Конечно, не честно считать всех верующих людей автоматами. Но почему он должен быть честным?
– Мы обсуждали, как нам быть, Джексон, – сказала Хетти, кладя руку ему на плечо. – Глинис очень устала, и мы не хотим ее утомлять. Думаю, нам лучше заходить в палату по одному и не задерживаться надолго. Сейчас у нее Шеп, и, если у тебя есть время, Джексон, мы решили, что следующей пойдет Деб, затем Руби, а потом я
Шеп выскользнул из палаты, оглядел присутствующих и посмотрел на Джексона, выпучив глаза. Нет ничего хуже, чем увидеть в такой момент почти незнакомых членов семьи дорогого тебе человека, поэтому он не сводил глаз со старого друга, испытывая благодарность и облегчение, словно внезапно за поворотом увидел родной дом.
– Она ваша, – сказал Шеп, обращаясь к Деб и Хетти, увлекая Джексона в глубь коридора. – Старик, как это было непросто, – бормотал он. – Уговорить Глинис встретиться с родными, раз уж они прилетели из самой Аризоны. Они были на волоске от того, чтобы вернуться в Элмсфорд. Она дерьмово себя чувствует и совершенно не желает думать о том, что сказать и как себя вести, чтобы не сделать людям больно. Все эти посещения… Я уверен, она будет рада тебя видеть. Но со стороны Глинис это будет скорее милость. Ее все достало.
– Ну а как бы она себя чувствовала, если бы к ней никто не пришел?
Шеп улыбнулся:
– Дерьмово.
– Вот зараза!
– Ты не знаешь таких слов, как больной человек? – спросил Шеп. – Оно больше подходит для Глинис.
– Если бы с ней не было так сложно, ты бы еще больше нервничал.
– Да. Но я все равно нервничаю.
Когда они вернулись к палате, дверь была приоткрыта, позволяя стать свидетелями происходящего. Даже вернувшаяся Руби и ее мать лишь делали вид, что заняты своим разговором. Никто не хотел, чтобы его заподозрили в подслушивании.
– В голове не укладывается, что ты решила воспользоваться тем, что я еле живая после сложной операции, чтобы поиграть в миссионера. – Глинис говорила чуть медленнее из-за инъекций морфина, но Джексон был рад, что в голосе звучали знакомые нотки. – Лежачего не бьют.
– А что, если я права? – умоляющим голосом спросила Деб. – Это же логично, Глин. Если ты права и нас всех ждет черная пустота, не имеет значение, во что ты веришь. Но если я права – если Иисус прав, – ты должна поверить в Него, как в единственного спасителя души. Надо защитить себя, ведь верно? На всякий случай. Это же простой расчет, понимаешь? Твой путь ведет в никуда, в моем случае душа получает возможность обрести вечную жизнь. Это же бесплатная лотерея, почему бы не попробовать? Все учителя в школе считали тебя очень умной.
– Мой путь позволяет сохранить гордость, – прохрипела Глинис. – И я не собираюсь благодарить тебя за то, что ты
проделала этот долгий путь до Нью-Йорка, чтобы спасти мою душу. Я не хочу в рай. Я хочу домой.
– Никогда не рано начать готовиться к встрече с Богом и впустить Иисуса в сердце.
– Сейчас в каждой семье есть такой проповедник, – прошептал Шеп. – Обычно это какая-нибудь старая карга.
– В нашем случае не очень старая, – пробормотал в ответ Джексон.
– Наверняка
– Обманчивое ощущение, – констатировал Джексон.
– Не важно, главное – это работает:. Если у тебя есть две сестры, с которыми ты не можешь бороться по их правилам, надо поменять правила. Бинго! У нее есть преимущество больного человека, поэтому она может унизить тех людей, которые унижали ее всю жизнь.
– Вы, стервятники, носитесь по всей стране и набрасываетесь на людей, которые слишком слабы, чтобы оказать вам сопротивление, – говорила тем временем Глинис. – Вы охотники за головами. Даже у Нэнси хватило ума не приходить сюда, чтобы продать мне «Амвэй».
– Не упоминай имя Господа всуе, – сказала Деб. – Многие люди, которые не верят в Бога, как и ты, все же постоянно вспоминают о Нем, говоря: «Господи, Боже мой, Господи всемогущий» и «Всемилостивый Боже». Наш священник посвятил этому целую проповедь. Он сказал, что мы, сами того не ведая, просим Господа защитить нас. Мы все знаем, что милосердный Боже рядом с нами.
– Деб, будь я проклята, если его «милосердие» было со мной последние три месяца.
– Видишь, опять: «Будь я проклята». Ты и будешь, если не впустишь Бога в свое сердце. Кто знает, может, эта болезнь послана тебе свыше, чтобы ты пришла к Нему, прозрела.
– Иными словами, это наказание за то, что я жила как язычница? Уверена, ты не станешь утверждать, что ни у кого из твоих верующих друзей не было рака.
– …По крайней мере, ты постройнела, – неожиданно задумчиво произнесла Деб.
– Да, это точно. Раковая диета. В книгах этого не пишут, но, если хочешь пойти по моим стопам, начинай жевать изоляцию.
– Шеп говорил, что это как-то связано с асбестом.
– Скорее всего, эта гадость попала в организм в художественном училище. Будь моя воля, я бы «наградила» каждого поставщика такой премией, как мезотелиома. Из них стоит вытрясти немного денег.
– Ты должна гнать от себя такие жестокие мысли.
– А других у меня нет.
– Я подозревала нечто подобное, – осторожно сказала Деб. – Это душевная болезнь.
– Какие слова! А ты когда-нибудь слышала о «бездушной болезни»? – Смех перешел в надрывный кашель. – Подумай над тем, что болезнь всегда бездушна.
– Я считала, что в таком положении люди становятся добрее, милосерднее и терпимее. – В голосе Деб слышалось раздражение.
– Во мне «такое положение» вызывает лишь горечь и ярость. Когда у тебя будет рак, веди себя как считаешь нужным.
– Но сейчас у тебя есть возможность увидеть, как твоя семья и друзья беспокоятся о тебе. Шеп рассказывал, как непросто ему составить график посещений, поскольку очень много людей хотят тебя навестить. Ты должна чувствовать себя обласканной милостью.
– Я чувствую себя проклятой. Потому что вынуждена выслушивать эти проповеди от таких, как ты, кто совершенно не понимает, что говорит.
– Можешь язвить сколько угодно! – Голос Деб неожиданно стал звучать хрипло.
– Не сомневайся, так и поступлю, – парировала Глинис.