Другие Семь дней
Шрифт:
– Есть! Учебная тревога!
Гулкий голос вахтенного инженер-механика прокатился по отсекам. Стальной левиафан начал оживать. По лодке словно пронесся вихрь. Отдыхавшие матросы, мичмана и офицеры вскакивали с постелей и, на ходу одеваясь, заученными за время службы маршрутами устремлялись в свои отсеки. Наконец всё успокоилось, стоящие у своих постов люди внимательно вслушивались в тихо фонящие динамики внутрикорабельной трансляции. Наконец крайний отсек доложил о готовности к бою. Потянулись доклады боевых частей.
– Выполнены мероприятия по готовности к старту десять
– Всплывать на глубину десять метров с дифферентом три на корму. Иметь ход пять узлов.
– Есть. Пульт, держать … оборотов, – отозвался механик.
– Есть всплывать на глубину десять метров с дифферентом три на корму, – отрепетовал боцман. – Всплываем, шестьдесят,… пятьдесят, … сорок, … двадцать… Есть перископная!
– Поднять перископ, осмотреть горизонт и воздух.
– Осмотрен горизонт и воздух. Горизонт и воздух чист!
– Поднять антенны связи, радиоразведки, астрокорректор, УДК, открыть вахту в радиосетях, определить место, пополнить запас ВВД.
– Товарищ командир, – спустя пару минут отозвался связист, – открыта вахта в радиосетях, есть связь со спутником. Но КП флота молчит, на частотах главкомата тоже ничего! КП МСЯС молчит! Сеанса связи нет! Перехвачены позывные радиостанции, э-э,… «Коминтерн»… в Москве и метки времени по Москве!
– Так, принято! Штурман место взял? Отлично! Боцман! Погружаться на глубину двести метров, опустить выдвижные! Закрыть вахту в радиосетях, – лодка, на какие-то минуты глотнувшая морозного воздуха открытым зевом УДК, устремилась обратно в пучину.
– Глубина двести метров, – доложил боцман.
– Иметь минимально малошумную скорость.
– Есть! Скорость три узла!
– Так, играйте отбой, комбатов ко мне в салон, – произнес тихо Владимир и вышел из центрального.
– Отбой учебной тревоги! Второй боевой смене заступить! Командирам боевых частей, начальникам служб, оперуполномоченному ФСБ – прибыть в салон командира!
Пока все собирались, Владимир неподвижно сидел во главе стола и только все больше мрачнел, наконец, когда все собрались, он начал.
– Согласно имеющихся указаний[4], в случае отсутствия связи в течение суток и наличия угрозы начала боевых действий, мы имеем право на самостоятельный запуск ракет. Однако сигнала о наступлении «особого периода» мы не получили, – командир внимательно посмотрел на подобравшихся офицеров. Особист, усевшийся в углу, незаметно для остальных одобрительно кивнул. – Но по показаниям НК и, по мнению командира «бэчэ один», на нас совершено либо нападение с применением ядерного оружия, либо произошел глобальный природный катаклизм. Я склоняюсь ко второму варианту, учитывая наличие спутников связи. В глобальной войне их бы сбили первыми. Поэтому я решил… – Владимир слегка, практически незаметно для глаза, замялся, – я решил сначала выслушать ваши рекомендации, по линии ваших боевых частей, а потом принять окончательное решение. Командир БЧ один? Ну, ваше мнение почти понятно…
– Есть, товарищ командир. Место я определил, нас унесло почти к территориальным
– БЧ два – вы?
– Думаю, что все же это война, товарищ командир. Нам нужны только данные штурмана и энергия, к стрельбе будем готовы. Готов вскрыть пакеты с шифрами разблокировки…
– БЧ три?
– Война, товарищ командир… А в остальном – мы готовы.
– БЧ четыре?
– Также рекомендую лечь на грунт, но для того чтоб подвсплыло БАУ. Московская радиостанция же работала. Я на эту антенну смогу принять сигнал, может быть, дадут новости в эфир. Вдруг действительно какой катаклизм, а мы тут миллионы поворотом ключа уничтожим!
– Поддерживаю, командир, – первым, почти не задумываясь, ответил замполит. Немного подумав, утвердительно ответили командиры боевых частей пять и семь, начхим, доктор, последними – старпом, капитан второго ранга Юрий Юрченко, и особист.
– Что же, раз так решили – всем по постам. Вам, Юрий Юрьевич сейчас руководить покладкой на грунт. – Присутствующие один за другим вставали и выходили из салона. Когда у двери остался заместитель по воспитательной работе, Владимир добавил. – Глеб Иваныч, обязательно ознакомьте команду с ситуацией и нашими дальнейшими действиями, – и тут же он обратился к неторопливо поднимающегося со своего места особисту. – А вас, Олег Николаевич я попрошу задержаться.
Словно ожидавший этого, оперуполномоченный ФСБ неторопливо, но тщательно прикрыл полуоткрытую дверь и, развернувшись, сел напротив командира.
– Олег Николаевич, вы понимаете, что мы сейчас находимся в очень сложном положении? – начал Владимир, внимательно следя за реакцией сидящего напротив, – Резкое исчезновение связи на боевом дежурстве… внушает серьезные подозрения. Прошу вас внимательно проверить этот вопрос. Может это все же проблемы с матчастью связи? Как раз ваша работа. Вы не хуже меня знаете, что по инструкции при отсутствии связи я обязан привести корабль в боевую готовность и ввести коды целей и запуска. Но спутники-то свидетельствуют о мирном периоде. Вам ничего не известно… по вашей линии?
– Нет, Владимир Владимирович, ничего. Не думаю, что командование могло бы оставить нас в неведении. Поэтому считаю ваше решение единственно правильным. Разрешите идти?
– Идите, – командир выглядел слегка разочарованным, но в тоже время на его лице явственно можно было разглядеть облегчение. Нет, стать человеком, в мирное время уничтожившим Нью-Йорк, Лондон, Париж и так далее, нужное подчеркнуть, ему вовсе не улыбалось, несмотря на весь боевой настрой.
– Прорвемся, товарищ командир, – добавил на прощание особист, и четко развернувшись, вышел из салона. Теперь оставалось только ждать. Ждать либо сигнала, либо… Ждать, успокаивая себя и пережигая тонны нервных клеток. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять – говорит пословица и командиру ракетного крейсера стратегического назначения предстояло испытать ее правоту на собственной шкуре.