Другие сказки
Шрифт:
– На-ка, – ведьма вручила ему котелок поменьше, – воды принеси.
И Ганс торопливо выскочил на свежий воздух.
Когда он вернулся, в комнате горел огонь, в котле булькало, пахло… а ничем не пахло – Ганс понял, что обоняние отключилось.
– За смертью тебя посылать, – буркнула ведьма, выхватывая котелок с водой у него из рук. И вылила содержимое в котел. Взвилось облако пара. Подскочив, ведьма дернула Ганса за волосы.
– Эй, вы чего?! – завопил тот, отскакивая. Но его и так уже оставили
– На, держи, – ведьма сунула ему половник с длинной ручкой, – мешай и смотри. Да не бойся, – она подтолкнула его к кипящему вареву.
Гансу ничего не оставалось, как последовать приказу. Он сунул половник в булькающую массу и принялся мешать. Из-за клубов пара он почти ничего не видел, и уже хотел было возмутиться, что смотреть не на что, как внезапно с очередным поворотом половника туман поредел, и Гансу открылась серебристая водная гладь… На ней, как в зеркале, внезапно отразилась мачеха, орудующая сковородой на кухне: злющая, на лице следы сажи, рот раззявлен в крике – она беззвучно на кого-то орала и, судя по выкаченным глазам, без толку.
– Знакомая физиономия, – задумчиво произнесла ведьма, заглядывая в котел через плечо Ганса, – где-то я ее видела.
Интересно, как там отец? – подумал Ганс. Едва он успел это подумать, как картинка начала таять… и кухня сменилась комнатой отца. Здесь все было как всегда: сгорбленная плачущая фигура с портретом в обнимку. Рядом кувшин со злополучной наливкой.
– О, и кувшинчик знакомый, – произнесла ведьма. И тут же хлопнула себя по лбу: – Вспомнила! Тетку вспомнила! – воскликнула она, вцепившись в Ганса, тряхнула его за плечо.
Изображение в котле дрогнуло и исчезло.
– Вспомнила! – ведьма от радости чуть ли не в пляс пошла. – Она ко мне приходила, зелье приворотное просила! Стало быть, для папаши твоего!
Ганс прищурился.
– Так, значит, это ваша работа, – вкрадчиво произнес он, чувствуя, как начинает подниматься со дна души копившаяся все эти годы обида.
– Да, моя, – гордо произнесла ведьма и приосанилась.
– И чего вы так радуетесь? – подступающие эмоции уже грозили вылиться через край, но Ганс еще держался. – Вы нам с отцом жизнь испортили!
– Успокойся, – она снисходительно похлопала Ганса по плечу, и это стало последней каплей.
– “Успокойся”? Да вы… вы… – Ганс хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. – Вы… Я вас ненавижу!!
– Эка невидаль, – ничуть не смутилась ведьма. – Если бы за каждого ненавистника мне доставался хотя бы медный грош, я бы уже озолотилась. Но некоторые платят. Вот мачеха твоя, к примеру, десять золотых отдала. Но с тебя я денег не возьму, помогу бесплатно.
– Вы… что? Поможете? Но как?
– Как-как, – передразнила ведьма. – Молча. Я приворожила, я и отворожу.
– И с чего вдруг такая щедрость? – Ганс посмотрел на нее с подозрением.
– А с того, что твоя дорогая мачеха – мерзкая корова! –
– И чего ж вы ее не послали? Ведьма вы или кто?
– Я – ведьма. А она – дура. Приворот десять золотых не стоит. Думала – уйдет, а она заплатила. И как я могла отказаться?
– Продались!
– Неважно. Ты хочешь отворожить мерзавку или нет?
– Хочу!
– Тогда по рукам!
– По рукам!
И ведьма принялась за работу.
Спустя пару часов она уже напутствовала Ганса в дорогу:
– Вот, – произнесла она, вручая Гансу крошечный бутылек с притертой пробкой. – Выливаешь это в кувшин и уходишь, – она посмотрела на небо, – и чтобы до заката вернулся!
– Всё понял, – кивнул Ганс и винулся в путь. К счастью, до дома было недалеко, и у него имелись все шансы вернуться засветло.
* * *
Дом и впрямь выглядел неухоженным. Удивляясь, как можно так изгадить жилище за какие-то полтора дня, Ганс тихонько прокрался на второй этаж, чудом не попав на глаза мачехе. Небеса оказались благосклонны – отец спал за столом, уронив голову на руки. Рядом, возле портрета матери, стоял нужный Гансу кувшин, куда и отправилось содержимое ведьминой бутылочки. Вздохнув, Ганс бросил прощальный взгляд на отца, который за это время даже не шелохнулся, и покинул дом через балкон, благо было невысоко. В этот раз уходить было еще грустнее – Ганс понял, что за время отсутствия никто о нем не горевал. Словно его никогда и не было.
Чтобы хоть как-то себя утешить, он решил заглянуть на лесное озеро, где любил бывать в редкие моменты свободы (чаще всего рано утром, пока все спали). Обычно здесь никого не было, и Ганс привык считать озеро своим. Он и сейчас надеялся посидеть в одиночестве хотя бы чуть-чуть… но небеса, должно быть, решили, что хорошенького помаленьку – на берегу обнаружилась лошадь, которая щипала траву, а в воде шумно плескался какой-то тип. Ганс застыл, размышляя, шагнуть ему назад или вперед. А потом подумал:“Да какого лешего, может я и не увижу больше это озеро”, и вышел из кустов. Мускулистый красавец, резвящийся в воде, был здесь совершенно ни при чем.
Плавал парень как-то странно – то нырнет, то вынырнет, и все на одном месте. А когда увидел Ганса, взмахнул руками и снова ушел под воду, оставив вместо себя поднимающиеся со дна пузыри.
Тут-то до Ганса и дошло, что происходит. Сбрасывая на ходу сапоги, он прямо в одежде бросился в воду.
Плавал Ганс хорошо, отцовская заслуга. Это умение его и спасло, когда новоиспеченный кандидат в утопленники в попытках спастись стал цепляться ему за шею. Едва не захлебнувшись, Ганс все же умудрился схватить его за волосы и, стараясь держаться на расстоянии от мечущихся рук, потащил парня к берегу.