Другие тени Земли
Шрифт:
Катин с досадой щелкнул переключателем, попытался подыскать подходящую шпильку в ответ и не смог. Снова щелкнул тумблером.
— Помните, что общество, позволяющее таким вещам происходить, есть общество, способствующее вымиранию романа. Зарубите себе на носу, запомните это как следует. Если вы думаете, что сюжет романа — это то, что происходит, когда люди встречаются лицом к лицу, когда они разговаривают друг с другом, то вы глубоко заблуждаетесь и невольно способствуете вымиранию романа, — он выключил диктофон.
— Зачем ты пишешь эту книгу? — спросил Мышонок. — Я имею в виду — что ты хочешь с ней сделать?
— Зачем ты играешь на сиринксе?
— Только если я буду все время проводить за репетициями, я вряд ли что-нибудь сыграю. Это намек.
— Я начинаю понимать, Мышонок. Это для меня не цель, а только способ ее достижения, который перестает интересовать, как только цель достигнута.
— Катин, я понимаю, что ты хочешь сказать. Ты хочешь создать нечто прекрасное. Но у тебя ничего не получается. Я тоже должен долго практиковаться, прежде чем сыграть что-то. Но если ты собираешься сделать то, что задумал, ты должен заставить людей почувствовать, что такое — окружающая их жизнь, заставить их бояться ее, даже если у них не будет к этому никаких иных причин, кроме того парня, что рыскает сейчас по подвалам Алкэйна. И твоя вещь не получится, если ты сам не чувствуешь этою хотя бы немного.
— Мышонок, ты замечательный, хороший, прекрасный человек. Но что-то с тобой не так. Все эти прекрасные образы, которые ты извлекаешь из своей арфы… Я достаточно долго вглядывался в твое лицо и знаю, в какой мере они движутся страхом.
Мышонок вскинул голову, на лбу его прорезались морщины.
— Я могу часами сидеть и смотреть на твою игру. Но она только временами радость, Мышонок. Это происходит только тогда, когда все то, что человек знает о жизни, абстрагируется и подчеркивается в твоей многоголосой и разукрашенной вещи. Это прекрасно и непреходяще. Да, внутри у меня есть большая область, которую я не могу использовать для этой работы, той самой, которая бьет ключом, фонтанирует в тебе, рвется с твоих пальцев. Но внутри тебя тоже есть нечто, что играет только для того, чтобы заглушить рвущийся наружу вопль, — он кивнул, встретив нахмуренный взгляд Мышонка.
Мышонок что-то промычал.
Катин пожал плечами.
— Я бы почитал твою книгу, — сказал Айдас.
Мышонок и Катин повернулись к нему.
— Я читал… ну, разные книги, — Айдас снова перевел взгляд на свои руки.
— Ты бы стал читать?
Айдас кивнул.
— Люди Окраинных Колоний читают книги, иногда даже романы. Только они не очень… ну, они старые… — он поглядел на каркас на стене: Линчес лежал, словно неживой дух. — В Окраинных Колониях иначе, чем… — он обвел рукой помещение, обозначая созвездие Дракона. — Скажи, ты знаешь место, где все было бы хорошо?
— Никогда там не был, — сказал Катин. Мышонок покачал головой.
— Было бы просто глупо, если бы ты знал, не сможем ли мы где достать немного… — Айдас опустил голову и посмотрел себе под ноги. — Не обращай внимания…
— Спросил бы их, — сказал Катин, ткнув пальцем в игроков у стены. — Это их дом.
— А, — сказал Айдас. — Конечно. Я полагаю… — он оттолкнулся от пандуса, плюхнулся в воду, поскользнулся на гравии, выбрался из бассейна и направился к картежникам, капая на ковер.
Катин посмотрел на Мышонка и покачал головой.
Мокрые следы тут же поглощались голубым ворсом.
— Шестерка мечей.
— Пятерка мечей.
— Простите, никто из вас не знает?..
— Десятка мечей. Моя взятка. Паж чаш.
— …на том мире, куда мы идем, нельзя ли достать?..
— Башня.
— Хотел бы я, чтобы
— Четверка чаш.
— Моя взятка. Девятка жезлов.
— …достать немного…
— Семерка жезлов.
— …блаженства?
— Колесо фортуны. Моя взятка.
Себастьян поднял голову.
— Блаженства?
Исследователь, решивший назвать внешнюю планету Дим, Умершей Сестры, — Элизиум, просто пошутил. Несмотря на все рельефоизменяющие машины, она оставалась продрогшим, покрытым шлаком эллипсоидом на трансплутоновом расстоянии от звезды, голая и безжизненная.
Некто выдвинул однажды сомнительную гипотезу о том, что все три оставшиеся планеты на самом деле были спутниками, которые находились в момент катастрофы в тени гигантской планеты и поэтому избежали ярости светила, испепелившего их защитницу. Бедные луны, если вы действительно луны, — подумал Катин, когда они пролетали мимо. Быть планетами вам ничуть не лучше. Дело только в претенциозности.
Когда исследователь двинулся дальше, к нему вернулось чувство меры. Усмешка мелькнула на его лице при виде средней планеты — он назвал ее Дис (то есть — ничем).
Судьба рассудила, что остряк спохватился слишком поздно. Рискнувший дразнить богов получает классическую плату. Около 19/25 вещества третьей планеты испарилось в открытом пространстве, когда Дим, Умершая Сестра, стала Новой. В результате этого появилась суша, чуть более возвышенная, чем земная. Атмосфера, которой невозможно дышать, полное отсутствие органической жизни, сверхнизкие температуры. Пустяки, по сравнению с наличием морей — настоящим подарком. А все остальное легко поправить. Поэтому человечество, лишь только начав обживать Плеяды, вторглось на обугленные замерзшие равнины. Старейший город Другого Мира — хотя и не самый крупный, поскольку коммерческие и экономические изменения за последние три столетия привели к перемещениям населения — был очень заботливо назван Городом Ужасной Ночи.
И вот “Рух” опускался рядом с черным волдырем города, высящимся на Дьявольском Когте.
— …восемнадцать часов, — это было окончание сообщения информатора.
— В достаточной ли мере это дом для тебя? — спросил Мышонок.
Лео оглядел поле.
— Никогда по этому миру я не ходил, — признался он. Позади до самого горизонта простиралось море раскрошенного льда. — Но стаи нха по этому морю движутся. Шесть плавников у них и тело из больших сегментов состоит. Рыбаки на них с гарпунами длиной в пять ростов человека охотятся. Это Плеяды. Это дом, — он улыбнулся, и облачко дыхания сделало голубым сияние его глаз.
— Это ведь твой мир, правда, Себастьян? — спросил Катин. — Ты должен хорошо себя чувствовать, вернувшись домой.
Себастьян отвел черное крыло, заслонявшее глаза.
— Мой, но… — он огляделся, передернул плечами. — Я из Тыола. Это город большой, в четверти пути вокруг всего Другого Мира лежит. Отсюда очень далеко он и совсем другой. — Он покачал головой.
— Наш мир, да, — сказала Тай. — Но вовсе не наш дом. Капитан, шедший в нескольких шагах впереди, обернулся.
— Поглядите, — он показал на ворота. Лицо его ниже шрама застыло. — Нет Дракона, свернувшегося на их колоннах. Дом это. Для тебя, для тебя, для тебя и меня — дом это?