Другие времена
Шрифт:
Выйдя во двор, Зинаида Максимовна увидела горячо любимого мужа, стоявшего на вахте под дождем.
— Все в порядке, Аскольдик! — сказала она. — Я узнала. Видишь, вон третий лаз, пойдем посмотрим.
У самого лаза она зажгла свечку и заглянула внутрь подвала. Широким веером раскинулись на цементном полу изорванные листы бессмертного рассказа.
— Кольдик! — ликующе воскликнула Зинаида Максимовна. — Видишь? Ты узнаешь? Это он!..
— Кажется, — пересохшим голосом сказал боец смехового фронта.
— Сейчас мы полезем
В это время во дворе появилась Лина Семеновна, машинистка, у которой Зайчиков печатал большинство своих произведений и которую называл «счастливая рука». Она чем-то отдаленно напоминала «лань», в которую был влюблен Аскольд Еремеевич, и поэтому Зинаида Максимовна относилась к Лине Семеновне с ненужным подозрением. Лине нравились мужчины лет на двадцать пять моложе маститого юмориста и по крайней мере на пятнадцать килограммов легче.
Увидев две загадочные фигуры, Лина Семеновна шарахнулась в сторону, но потом решила пройти мимо, как бы не замечая их. Так следовало поступать в целях личной безопасности, во всяком случае так советовал милицейский детектив «Один без трех» Аркадия Дважды-Самаркандского.
Приблизившись к Зайчиковым, Лина Семеновна узнала их несмотря на странные наряды.
— Зинаида Максимовна, Аскольд Еремеевич, — пропела «счастливая рука». — Ой, это вы!.. С ума сойти... Кто бы мог подумать.
— Добрый вечер, Линочка, — неосторожно сказал Зайчиков.
А Зинаида Максимовна, сверкнув глазами, угрюмо кивнула головой.
— Извините, извините, — затрещала Лина Семеновна так, будто печатала на машинке. — Понимаю, вы собираете материалы... Темные личности в подвалах, человеческая свалка. Мне так жаль, что вам, Аскольд Еремеевич, как сатирику, приходится рыться в отбросах... Кстати, я сейчас видела пьесу в Комедии — ужасная чушь! И актеры играют отвратительно. Почему бы вам не написать комедию?
— Напишу, — ласково пообещал Зайчиков. Зинаида Максимовна посмотрела на Лину Семеновну, как собака на кошку, и «счастливая рука» умчалась домой. Там, не снимая пальто, она позвонила по телефону своей подруге Наденьке, «счастливой руке» писателя Аркадия Дважды-Самаркандского и, задыхаясь от смеха, рассказала о встрече с супругами Зайчиковыми, расписывая их нелепые одежды, свечу и глупые лица. «Особенно у нее, этой бегемотицы»,— хохотала Лина Семеновна, и Наденька вторила ей, потому что Линка умела смешно рассказывать, во сто раз смешнее, чем писал ее Зайчиков.
Как только «счастливая рука» исчезла, Зинаида Максимовна сказала:
— Ну?
— Что «ну»? — недоуменно спросил Аскольд Еремеевич.
— Опять начинается?
— Что начинается?
— Не играй Швейка!.. Я видела, какими глазами ты смотрел на эту селедку!
— Да нет же, честное слово. Поверь, я смотрел на нее лишь как... как на свое орудие... Часть пишущей машинки, не больше.
Образное сравнение убедило
— Полезем.
Но тут появился участковый Мокиенко, совершавший ночной обход. Фигуры Зайчиковых, их одежда, свеча вызвали у него приступ бдительности, он не спеша приблизился к странной паре и осветил их лица фонариком.
— Здравия желаю! — козырнул Мокиенко, обращаясь к одному Зайчикову.
— Добрый вечер, — ответил Аскольд Еремеевич, а Зинаида Максимовна достойно промолчала.
— Не узнаете, товарищ Зайчиков? — спросил старший лейтенант милиции.
— Извините, нет, — тревожно сказал Зайчиков.
— Ясное дело, нас много, вы один. Семнадцатое отделение не припомните?
Зайчиков побледнел, а Зинаида Максимовна вмешалась:
— Простите, товарищ лейтенант, вы, наверное, что-то путаете.
— Никак не путаю, — бодро отрапортовал участковый.— Товарищ писатель Зайчиков у нас в отделении свои рассказы читал. Уж и нахохотались мы.
— Да, действительно! — обрадовался Зайчиков.— Виноват, что забыл. Так, говорите, понравились?
— Замечательные вещицы, дух подняли. Майор потом сказал, что они раскрытию преступлений способствовали. Все мечтаем, как бы еще с вами встретиться.
— Постараюсь, — пообещал Зайчиков. — К сожалению, сейчас занят.
— Ясно-понятно, ваши занятия не наши. Подышать, значит, кислородом вышли. И оделись правильно, чтобы не озябнуть. Ваше здоровье всем нужно. Свечечку тоже не зря прихватили. Темно на дворе и колдобины. Я эту вашу Эльвиру Павловну учту...
— Не нужно, товарищ лейтенант, — великодушно сказала Зинаида Максимовна. — Она женщина больная, припадочная.
— Для больных больницы имеются, — наставительно изрек участковый. — Дворник физически полноценный требуется. В общем, здравия желаю.
Откозырнув, он удалился для выполнения своих служебных обязанностей.
— Видишь, народ знает меня, — трибунным голосом изрек Аскольд Еремеевич, — а критики, они... Посидеть бы им сутки в дежурной камере.
— Ты, как всегда, прав, Кольдя, — согласилась Зинаида Максимовна. — Но пора нам… Лезь!
— А как лезть?
— Как! Головой вперед. Только осторожно, и собирай все листочки.
Зайчиков беспрекословно опустился на колени, просунул голову в лаз и сразу же закричал:
— Ой! Ой!..
— Что такое?! — встревожилась Зинаида Максимовна.
— Ой! Радикулит... правосторонний! Ой!
— Назад! Сейчас же назад! — скомандовала Зинаида Максимовна.
Охая и стеная, писатель, ценимый милицейской службой, выполз из лаза и долго стоял на четвереньках, пока не принял вертикальное положение.
— Боже мой, боже мой! — кудахтала любящая жена.— Что я наделала, как я могла! Прости меня, Кольдик.
— Ничего, ничего, — еле выговаривал сквозь зубы Зайчиков. — Все прошло... Я уже могу...