Другие. Бессмертный взвод
Шрифт:
«Что может заставить тебя полюбить сладкое?» – спросила она тогда, совершенно не предполагая, что влюбляет в себя урода.
Он вынул руки из воды и положил их на лицо. Гриша был бы недвижим, если бы не мягкие покачивания лодки, причиной чему стало проснувшееся любопытство озера.
– Идея оставить меня одного в темной комнате дома, стонущего тишиной, ничуть не лучше добрых намерений чеченского танкиста, забравшего мое зрение, – прошептали его губы, обожженные и изувеченные.
В этих словах не было ни обиды, ни горечи, только смирение. Но его любовь жила в нем. Гриша был спокоен, впервые за все месяцы темноты пропитан умиротворением и благодатью. Он зачерпнул воды,
– Ты совершенно измучена, – сказала мать, зайдя в гостиную ранним утром и кладя руку на голову дочери, сидящей в предрассветном полумраке. – Лиза, ты должна принять решение. В доме для ветеранов ему будет очень уютно. Мы смогли бы создать для него там удобную обстановку.
– Спасибо, мама, – сказала Лиза, не открывая глаз.
– Милая!.. – обрадовалась та, поняв, что длительные переговоры с упрямицей наконец-то близятся к финалу. – Пойми сама! Он уже другой Григорий Артемов! Ему никогда не взять в руки кисть, чтобы восхитить тебя картиной. Он беспомощен в путешествиях, которые ты так любишь, даже до уборной может добраться, только касаясь стен! Единственное его развлечение отныне и навеки – это дойти до озера, разуться, махать руками и ступать по границе между водой и травой! Ты достойна лучшего. В моей дочери живет замечательная певица, и ее будущее сияет алмазными гранями!
– Спасибо тебе, мама, за то, что открыла мне глаза, – сказала Лиза и действительно открыла их, зеленые, сияющие.
В красном ободке воспаленных век светилось настоящее мучение.
– Спасибо за то, что ты и беспомощность Гриши позволили мне понять, как сильно я люблю его.
– Лиза?..
– Ты говоришь, что ему никогда более не взять кисть в руки. Это так. Но нужна ли ему кисть, если пальцы этого человека рисуют улыбку на моем лице. Всего золота мира не хватит на то, чтобы выкупить у меня картины, которые он пишет руками на моем теле! Как могла так поступать я, любившая его! Боже мой, я буду проклята! Изувечено не его, а мое лицо! Неужели ты до сих пор не понимаешь, как я люблю Гришу?! Да и я до сегодняшней ночи не могла этого уразуметь!
Она вскочила со стула и бросилась вверх по лестнице.
– Куда ты?
– Я иду вымаливать у него прощение!
Озеро за одно утро стало старше на тридцать шесть лет. Оно покачивало у берега лодку, испуганную своим одиночеством. В небе над ним стояло солнце неправильной формы, словно нарисованное рукой ребенка, сияющее влажной акварелью.
Это было семнадцать лет назад. Тогда Стольников выслушал плачущую Лизу и попросил показать ему озеро у дома, где они жили. Он стоял на берегу в парадной форме с тонкой красной нашивкой за ранение. Саша наклонился, бросил в воду несколько гвоздик, которые собирался подарить Гришиной жене при встрече, и ушел, не попрощавшись.
Он часто представлял себе Ирину. В тот день, когда Стольников торопился в НИИ к Зубову, она обещала дождаться его. Заодно он вспоминал и озеро у дома одноклассника.
Стольников закричал, распахнул глаза, вскочил и прислушался. Он по-прежнему находился в пещере. Сколько на этот раз длилось его забытье?
Он посмотрел на «Командирские». Они показывали десять.
– Неужели я спал четыре с половиной часа? – ужаснулся Саша, выглянул и не увидел светящегося прямоугольника, который спас его жизнь. – Что происходит?..
На ощупь, вытянув перед собой руку, он добрался до того места, где высокий свод становился узкой расщелиной.
Стольников стал на колени, и ему в лицо бросился свежий легкий ветерок, пахнущий травами. Через мгновение он сообразил, что находится рядом со
Он еще раз посмотрел на свои «Командирские». По всему выходило, что спал он шестнадцать с половиной часов.
– Как так?.. – прошептал он, направляясь назад. – Почему?..
Майор прислушался к себе и понял, что полон сил. Если бы не голод, то он без труда мог бы пробежать десять километров. Но проблема отсутствия пищи его сейчас не беспокоила. Чего-чего, а еды здесь хватало. Он вынул из кармана зажигалку, чиркнул колесиком. Когда огонь сакрально осветил интерьер огромной пещеры, майор вынул нож и направился к одной из ее стен.
Глава 16
Разделиться никогда не поздно. Труднее потом найти друг друга без средств связи и предварительной договоренности. Жулин был честен с собой, признавал, что никогда не раздробил бы группу и не бросился на помощь девушке, если бы имел приказ на выполнение какой-то задачи. Он не мог выбирать задания или обозначать моральные ценности кого-то одного как самые важные для всех. Это тоже была привычка, выработанная за годы войны. Но приказа не было, он стал командовать разведчиками и разделил их. Прапорщик прихватил с собой Ключникова и дал возможность Баскакову увести большую часть людей. Он понимал, что это его решение заставит Ибрагимова тоже рассредоточить силы. Какая то часть его отряда непременно должна была пуститься в погоню за ним. Прапорщик не ошибся. Так подполковник и сделал.
Никто не мог знать заранее, что это решение прапорщика приведет к трагическим последствиям. Уводя за собой погоню, он не знал, что впереди есть Село, и тем более не догадывался, как с его жителями поступит Ибрагимов. А подполковник просто срывал свой гнев на всем, что могло иметь значение для русских разведчиков. Пылающие факелы домов и трупы на улицах прапорщик должен был видеть. Стоя посреди Села и наблюдая за тем, как его солдаты жгут солому на крышах и стреляют в людей, Ибрагимов чувствовал, что те, кого ему приказано уничтожить, находятся где-то совсем рядом. На расстоянии прямого выстрела. Они все видят, и пусть вина за разорение ляжет на них. Ибрагимов ждал нападения в любую минуту. Он даже хотел, чтобы из леса вышли остатки группы Стольникова и завязали с ним бой. Но тот, кто руководил группой сейчас, оказался мудрее.
Жулин и Ключников двигались вперед, точно зная, что группа ушла наверх. Через полтора часа они уперлись в противника. Жулин едва успел повалиться на землю и махнул рукой зазевавшемуся Ключникову. Перед ними располагался правый фланг обороны взвода, отправленного Ибрагимовым встречать разведчиков, спускающихся с высоты.
– Что будем делать?
Жулин покусал губу. Был бы это блокпост, он ответил бы Ключникову моментально, не раздумывая. В два ножа можно было перерезать часовых, остальных перестрелять в упор. Но перед прапорщиком было боевое подразделение, готовое к бою. Противнику хватит минуты на то, чтобы подавить сопротивление пары разведчиков.
– Самое забавное в том, что мы не знаем, на какое расстояние растянулось это лежбище, – пробормотал прапорщик.
– Давай обойдем? – предложил Ключ. – Наши сюда не сунутся, они пойдут к вершине. Ты сам велел Баскакову это сделать.
Они за четверть часа сделали петлю и углубились в лес. Ни Жулин, ни Ключников не знали, что движутся навстречу первой линии, развернутой к ним лицом. Когда они поймут, что ловушка захлопнулась, будет уже поздно. Но пока прапорщик и боец упрямо двигались вперед. До встречи со взводом, готовым столкнуть разведгруппу на подразделение, засевшее ниже, оставалось четырнадцать минут.