Другие. Боевые сталкеры
Шрифт:
— А кто-то не верил в негостеприимность, — едва слышно заметил Мамаев.
— Одежда должна быть достаточно плотной, чтобы скрыть цвет кожи: просвечивающиеся или прозрачные ткани в этом случае неприемлемы. Одежда мусульманки должна быть достаточно свободной, чтобы скрыть очертания тела: неприемлема облегающая, обтягивающая тело одежда, подчеркивающая его формы. Одежда не должна иметь запаха парфюмерии, и она не должна походить на мужскую одежду. Такие предметы гардероба, как брюки, должны быть женского стиля и покроя.
— Она одета как на похороны, — протестовал
— Такие правила. Нежелательно, чтобы одежда выделяла ее из толпы, — она не должна быть столь светлых и ярких тонов или броского покроя, которые обязательно привлекут к вам внимание. Вообще, жившие во времена Пророка женщины, выходя из дома, обыкновенно надевали джилбаб — плащ и химар — головную накидку. Больше не спрашивай о его жене, хорошо?
Стольников заподозрил, что хозяин слышит их разговор. Майору вообще не нравилось, что им приходилось в присутствии хозяев разговаривать шепотом. Но шепотом разговаривали между собой и хозяева. Это немного выравнивало неудобство.
— Мой друг имеет много вопросов, уважаемый хозяин, — сообразив, что слова «джилбаб» и «химар» мало относятся к объяснениям тишины на улице, объяснил Стольников вслух. — Он любопытен, его интересует все. Задает он много вопросов, желая получить на них ответы.
Хозяин качнул головой.
— Он хочет уважать этот край.
Хозяин кивнул снова и спросил:
— Откуда вы приехали?
— Мы из Москвы, — поспешил объяснить Саша. — Ищем беглого преступника.
И хозяин снова кивнул.
Улеглись они скоро. Оказавшись в полной тишине и слушая дыхание бойцов, Стольников думал о том, что совершил, верно, ошибку, заведя их в эту глушь. Быть может, стоило переночевать на свежем воздухе. Но на свежем воздухе невозможно было найти еды. Покрывало покоя спало с него после встречи с первым же человеком — стариком в пристройке. Знакомство убедило его в том, что не все так просто. Видимо, следовало принять это во внимание, отправляясь в село. Он послушал звуки в комнате. Половина группы спала. Вторая половина по давно заведенному правилу бодрствовала. Годы странствий не отучили разведчиков от привычек, которые не раз спасали им в Чечне жизнь. Напившись чаю и наевшись, предался забытью и Лоскутов. Боже, вот еще с кем беда… Он совершенно не разбирается в местных традициях, а язык его без костей. Любопытство шевелит этот язык, и рано или поздно он может напросить проблему, а то и беду…
Он уснул в тревоге и досаде.
Утро наступило неожиданно, оно пришло как приходит для всех уставших с дороги людей. Когда проснулись все, дом был уже пуст, и только голос хозяина, покрикивающего во дворе на кого-то, свидетельствовал о том, что дом живет.
Не было и Жулина с Айдаровым. Стольников вышел на улицу.
У сарая, откуда выскочила ночью собака, висел на деревянном крюке баран. Шкура с него уже была наполовину снята, и треск разрываемой пленки меж шкурой и мясом вернул майора к реальности. Он оглянулся и увидел стоящих поодаль бойцов. Ермолович и Айдаров курили с полотенцами в руках и тихо переговаривались.
— Они собрались
— Мы уходим, — произнес Стольников.
— Командир, когда удастся в следующий раз поесть плова?
— Я сказал, мы уходим. Через десять минут.
Словно отвечая ему, хозяин сказал, не прекращая занятия, руки от которого были у него в крови:
— Я согласился дать вам кров. Этим взял на себя ответственность за вас. Потому у меня к вам большая просьба: не ходите по селу без меня. Не говоря уже об окрестностях.
Прозвучало это забавно.
— Почему? — спросил Саша.
— Здесь не любят русских, тем более русских в военной форме.
— Память о великом переселении?
— В это село за последние шесть лет вернулись все, кто был изгнан с родины. Многие — из лагерей. Здесь редко бывают большие люди. Здесь правит закон гор.
— Спасибо за информацию, — поблагодарил Саша.
Хозяин воткнул нож в подпорку сарая и куда-то ушел.
— Что он сказал? — выходя из дома и растирая руками лицо, поинтересовался Лоскутов.
— Он просит нас быть осторожными.
— Они не очень-то дружелюбны, — заметил Айдаров.
— Они дружелюбнее, чем ты себе это представляешь, — отрезал Стольников. — Они впустили в дом иноверцев, сейчас режут барана, чтобы угостить их, и заботятся о нашем здоровье, не рекомендуя ходить по горным тропам. И что тебе до сих пор не сделано замечание, что ты куришь во дворе дома правоверного, — лучшее доказательство их дружелюбности! Учитывая, что эти места никогда не славились добрым отношением к неверным.
Лоскутов криво ухмыльнулся и покачал головой, словно не понимая глупостей, которые ему говорят. Все казалось нереальным. И баран этот освежеванный, и мрачный хозяин, и двор, хотя и прибранный, но со следами мещанских условностей.
Через минуту из дома вышла его жена и, пряча лицо, увела со двора двоих детей. Следом прохромал старик, сжимая костыль и напряженно глядя себе под ноги.
— В сельпо за водкой, видимо, — предсказал Мамаев.
— Вы преувеличиваете, — думая, куда швырнуть окурок, пробормотал Лоскутов, — а потому неверно истолковываете слова мои. Я не протестую, просто выспался и в хорошем настроении. Кстати, мне понравился дед, встретивший нас вчера ночью на крыльце, — наступив на сигарету, Лоскутов посмотрел на Сашу. — Я только не понял, что он тебе сказал, командир.
— Он спросил: «Как дела, проклятый?» — перевел Айдаров.
Лоскутов перестал улыбаться.
— Мы уходим, — тихо произнес Стольников. — Сейчас. Поднимайте всех. Проверить оружие, боеприпасы, снаряжение. Сбор у калитки через три минуты.
Они покинули дом, и сделали это вовремя.
Ночлег, баран — это не было проявлением гостеприимства. Если бы можно было посмотреть на село с высоты ста метров, то можно было увидеть, как к дому, приютившему разведчиков, стягиваются десятки вооруженных мужчин. Они не решились напасть ночью, чтобы не пострадал донесший о визите хозяин дома и его семья. Но они готовили удар утром.