Другие. Солдаты вечности
Шрифт:
Поднявшись на верхний этаж «вокзала», он осмотрелся. Это было помещение, очень похожее на зал ожидания. Вероятно, здесь ожидали отправки в Другую Чечню, чтобы не толпиться на перроне, люди Ждана. За дальним столиком сидел и пил из бутылки холодный чай какой-то фрик с растрепанными волосами. Космы падали ему на плечи бесформенными прядями, взгляд тусклый и, вообще, он очень напомнил Стольникову человека, который находится в очевидном противоречии своих возможностей со своими желаниями. Под «натовской» курткой он имел черную майку с образом
Поразмыслив, майор прошел меж рядами сидений и сел на стул рядом с фриком.
– Ты кто? – спросил.
– А ты кто?
– Я ищу машиниста поезда, отправляющегося в НИИ.
– Ну я машинист. А что?
– Ничего. Вставай, поехали.
– С чего это?
– Приказ Стольникова.
– А кто такой Стольников?
– Я.
Фрик повел плечами:
– Велено сидеть здесь, ждать.
Саша скользнул по его лицу внимательным взглядом. Чего ему сейчас не хотелось, это применять силу. Неизвестно, что в дороге сделает такой вот, косматый. Понятно, что о службе он представления не имеет, вольнонаемный. А эти борзые в речах, спасу нет. Пока в нос не ткнешь. И мстительные. Взгляд – тоскливый, такой бывает у лишенных секса.
– Не переживай, приятель, бабы – дело наживное, – прислушавшись к звукам на первом этаже, Стольников посмотрел на часы. – Сегодня – они нас, завтра – мы их… Да оставь ты эту бормотуху, приятель! Пошли к поезду.
– Ты чего клеишься?
– Что это ты имеешь в виду, приятель?..
– Да ладно, чего луну крутить, приятель! – окрысился фрик. – Я что, на дурака похож?!
– Откровенно говоря, да.
Фрик махнул рукой и заправил пряди за уши.
– Красивый мужчина садится за мой столик и начинает с утешений. А потом заводит разговор о женщинах, называя их бабами, и где уж мне тут, дураку, не догадаться, что он пробивает меня на отношение к женщинам. Да, я уважаю их. Ты получил то, что хотел?
Сначала Стольникову пришло в голову, что фрик пьян. А в бутылке – не чай, а дагестанский коньяк. Он заколебался.
– У меня подозрение, что мы не понимаем друг друга.
– Прости, я не готов к отношениям.
Майор перестал улыбаться.
– Сегодня много чего случилось, я не могу быть прежним, – объяснил машинист.
Стольников окончательно растерялся.
– Мы о чем сейчас говорим?
Фрик посмотрел на собеседника и с невероятным сарказмом на лице покачал головой.
– Посмотри на этот мир. Разве он не ужасен? Оглянись вокруг, красавчик. Вокруг одни оскалы, и я слышу чавканье и треск разгрызаемых костей. Нежность, любовь, откровения заблудились в этом лесу звериных инстинктов, красота ушла, остались черепа и кости. Где чувственность, друг? Когда и в какие края убежали ощущения первого весеннего солнечного луча и талого снега?
– Послушай, – окончательно приняв для себя решение, Стольников решил не затягивать алгоритм этого разговора. – Меня сюда привела проблема. Мне нужно срочно в НИИ.
Тот покачал головой:
– Нет.
Саша притянул фрика за отворот пиджака и поморщился.
– Пойдем к перрону? Пожалуйста…
Фрик вздохнул и рассказал короткую, но невероятно встревожившую Стольникова историю…
– …а потом тот хам, что держал руку на моем плече, сказал: «Ты помечен, принт. Если ты еще раз вякнешь без команды, твои дни сочтены, принт». И что мне теперь делать?
– Нужно выполнять команды, принт! – вскипел майор и положил руку на плечо собеседнику. – Бегом на перрон!
– Ты не понял, – налегая на гласные, похлопал Стольникова по руке фрик. – Я уважаю женщин, но не более того. Они для меня – понимающие собеседники, – он положил ладонь майора окончательно, – они – мои подруги.
Стольникова осенило. Он резко вырвал руку и посмотрел по сторонам.
– Всего лишняя тысяча высоты, а как значимо… – пробормотали его губы. – Так ты, приятель, хочешь сказать, что… Дай-ка я догадаюсь. Когда Борису Моисееву присвоили звание заслуженного артиста, ты радовался больше, чем Борис Моисеев?
– Я направил ему две телеграммы. Он не ответил.
– На поздравительные телеграммы не отвечают, принт, – подумав, Стольников хлебнул из его бутылки. Горло обожгло, и он закашлялся. – Сукин сын!.. Как ты поведешь поезд?!
– Я сейчас совсем не хочу…
– Я тоже сейчас совсем не хочу, а потому шевели копытами.
На удивление фрик легко держался на ногах. Возможно, ему просто хотелось выглядеть пьяным. Стольников на всякий случай прихватил его за шиворот и повел к двери.
Стараясь не слушать длинноволосого, бормочущего что-то о человеческом достоинстве и о том, как мало платят, Стольников вел его вниз.
На середине пути им встретился «грузин». Держа винтовку наперевес, он мчался в зал.
Майор поднял руку и нажал на спуск.
Из головы человека Ждана вылетели кровавые сгустки и поползли по стене.
Фрик окаменел и открыл рот. Глаза длинноволосого протрезвели в одно мгновение.
– Что это сейчас… было?
– Я ему сказал – поднимаешься на этаж через минуту. А он опоздал на тридцать секунд. У меня с этим строго.
– Я сам пойду! – фрик вырвался из захвата Стольникова. – Через минуту отправимся!
– Не сомневаюсь…
По дороге встретились еще двое.
– Опаздываем! – голосом учителя начальных классов крикнул Стольников и всадил в каждого по пуле.
Перепрыгивая через агонизирующие тела, длинноволосый скакал как кенгуру.
– Мы молнией! – обещал он. – Там аккумуляторы новые – включил и можно ехать!
– Это хорошо, потому что я уже начинаю нервничать.
Фрик принялся за свое: он заговорил.
– Закрой рот. Навсегда. Иначе убью, – пообещал Стольников.
– Хорошо. Но только если вы будете называть меня пидором, педиком, гомосеком или тому подобным, это будет несправедливо.