Других версий не будет
Шрифт:
На дачах, где в огороде все так и прет, из души появлялась другая гнусность – черная зависть. И ее подавить не представлялось никакой возможности. Ее можно было лишь чуть осветлить и из черной превратить в серую.
Дача бывшего следователя с нейтральным именем Иван Иванович была для душевного спокойствия Савенкова идеальной. Ни лучше и не хуже. И урожая не больше и не меньше, и сорняков столько же.
Огромный плюс дачной встречи был в том, что за очень короткое время Савенков завоевал доверие. Он хорошо знал, чем стоит восхищаться, он узнавал и одобрял сорта, хвалил
– Сразу видно, Иван Иванович, что все с любовью делалось и с умом. А сколько труда вложено.
– Да уж, старался.
– А у меня так не получается. Вроде и книг много прочитал. И копаюсь, не разгибаясь.
– Книги все врут. Тут чутье нужно. И личный опыт.
– Да, Иван Иванович, опыта у меня мало… Это что? Это петрушка такая огромная?
– Вот и видно, что опыта у вас нет. Это сельдерей. Отличная вещь. Аромат специфический… Вы ко мне по делу, Игорь Михайлович?
– Да, но как увидел эту красоту, обо всем забыл.
– Верно, красоты у меня хватает. Один укроп чего стоит. Мечта поэта! А чеснок каков!
– Заметил, Иван Иванович. Не чеснок, а заросли Амазонки… Вопрос у меня к вам пустяковый. По одному из ваших старых дел… Ох, смородина хороша. Крупнее моей вишни.
– А вкус! Чистый виноград… Так какое дело вас интересует?
Через час Савенков знал все по старому делу об убийстве в архиве. Память у бывшего следователя была отменной. Да и такое не забывается. Закрыв дело Иван Иванович и медаль получил, и повышение по службе, и, что главное, доверие руководства. И все это не за работу, а за хорошее поведение.
На первом этапе он завел дело, обвиняя Любовь Гнилову в умышленном убийстве. Сама, мол, заварила кашу, пошла с парнем в дальний конец пустого хранилища, решила отдаться, но вдруг передумала. А парня уже не остановить! Тут она его и приложила в висок.
Версия была очень гладкой. Все сходилось, кроме мелких деталей, но их можно было отбросить. И никакой необходимой обороны! Если такие действия поощрять, то бабы половину мужского населения перебьют.
Когда Люба заикнулась о своей версии, Иван Иванович отмахнулся от нее и даже не стал эти бредни в протокол включать. Могла бы и попроще придумать. А то: она полюбовно общается с погибшим и вдруг появляется пятерка убийц, которые перед своим кровавы делом читают документы о кладе и о завещании графа из Белграда. Мало того! Вдруг из-за коробок появляется свидетель всего этого безобразия.
Поверить в это было трудно, но следователь потихоньку установил и свидетеля и всю пятерку. Вызвал всех на допрос и почти сразу же звонок от незнакомого генерала из главка: «Очень вас прошу ко мне… Надо переговорить по важному делу… Все в ваших интересах…»
Генерал не приказывал и даже не просил. Он рассуждал: «Парень тот, потерпевший – он наверняка был насильник. Издевался, бил, душил. А значит девушка действовала в пределах необходимой обороны… Дело надо закрывать. Так и для нее лучше, и для всех остальных. Нечего дальше копать… И еще, посоветуй ей забыть все, что она там видела…»
– Вы не представляете, Игорь Михайлович, что со мной было. Я в те годы еще
– Ни в коем случае, Иван Иванович. С вами или без вас, но дело бы развалили. А так, хоть какая людям польза: и девушка чистой вышла, и вы немножко поднялись… Кстати, тот отпечаток у вас не сохранился?
– Хранил. Как укор своей совести. Вот он убийца, а я его не дожал. Струсил…
– Так эта картонка и сейчас у вас?
– Если бы! Вам, Игорь Михайлович, как своему брату садоводу отдал бы ее для пользы дела… Продал я эту улику.
– Давно?
– Месяц назад… Триста долларов парень предложил, я и не устоял. За кусочек картона новую теплицу поставлю… Осуждаете?
– Ни в коем случае… данные по этому парню есть?
– Никаких… Около тридцати пяти лет. Назвался Максимом. По внешнему виду – недавно с зоны… Пришел, как и вы похвалил цветочки и сразу предложил деньги за информацию о том деле.
– Все ему рассказали?
– Все… Он как о том отпечатке узнал, поднял ставку со ста, до трехсот долларов… Минуту я подумал и продал.
– Больше он ничего не спрашивал?
– Спрашивал. Ему нужен был список великолепной пятерки.
– Дали?
– Продал, Игорь Михайлович. Время-то нынче рыночное… Кстати, вам эти фамилии не нужны? Бесплатно, разумеется.
– Да я их знаю лучше вас!
– Может черенки смородины возьмете, Игорь Михайлович.
– Да и смородина у меня лучше вашей!
В офисе «Совы» Савенкова ждал факс. Кто-то из оперов, кого еще неделю назад «зарядил» Олег Крылов запоздал, но задание все-таки выполнил. Он сообщал данные о семье погибшего двадцать лет назад Сергея Ляхова.
Мать его умерла очень давно, почти сразу же после трагедии. А вот брат… В начале девяностых он связался с Люберецкой братвой. Взяли его «на стволе» при трех трупах. Получил «пятнашку» и тянул волынку от звонка до звонка… Сейчас ему тридцать пять. И зовут его Максим Ляхов.
Адрес квартиры Ляхова был в факсе, который получил Савенков.
Дверь открыла слишком привлекательная девица с пьяными глазами и хриплым голосом:
– Чего надо?
– Мне бы Максима Ляхова.
– Нет его. Уехал.
– А вы жена?
– Соседка… А вы кто?
– Старый знакомый Максима.
– Вижу, что не молодой… Максим парень веселый. С зоны вернулся, а бабками швырял, будто банк взял… Жаль, что уехал.
– Давно уехал?
– Три дня.
– А куда?