Другой Холмс. Часть вторая. Норвудское дело
Шрифт:
– Вы меня затерзали своими расспросами, Лестрейд! – не выдержал перетаптывающийся с ноги на ногу Джонс. – Я смертельно устал. Куда вы клоните?
– Что-то не так с этим чердаком. Это уже вторая странность, и она тоже сыграла на руку Смоллу.
– Подождите, вы же сами только что сказали, что Смолл еще раньше мог забрать сокровища, но сделал это только сейчас. Что ж тут могло сыграть ему на руку?
– А то, что раньше, значит, такой возможности не было. И нет смысла тут гадать, все очевидно. Нужно хорошенько расспросить слуг.
– Послушайте, Лестрейд, – запротестовал Джонс. – Вы же первый упрекали меня в том, что я убил уйму времени на этого Шолто. Теперь же, когда я принялся ловить Смолла, вы зачем-то сами пытаетесь привлечь мое
– Естественно, следует продолжить розыски Смолла. Это сейчас главное, и в этом смысле все делается правильно. Но слишком уж много подозрительных странностей. С Норвудом рано заканчивать, там надо разбираться.
– Но у меня просто физически нет возможности послать туда хоть кого-нибудь. Все выделенные мне люди задействованы на Темзе, и даже их не хватает.
– Я слышал, вы уже отпустили слуг. Каковы их планы после смерти хозяина?
– Тадеуш Шолто наследует дом. Вероятно, они дождутся его решения, оставит ли он их.
– Жалованье им выплачено вперед?
– Я не интересовался. И потом, Лестрейд, какое вообще это может иметь значение?
В этом весь Джонс. Едва взявшись за дело, он заранее знает, что имеет значение, а что нет. И теперь также рьяно прет напролом, сведя глаза к носу и не желая смотреть по сторонам, дабы не отвлекаться на «мелочи».
Ну, и черт с ним. Дьявольски досадно, что лично мне никак нельзя съездить в Норвуд. Множество дел удерживало меня в Лондоне, да и Джонс устроил бы шум, дескать, Лестрейд опять сует нос не в свое дело. Следовало действовать хитрее. Я вызвал к себе детектив-сержанта Симмондса, готовящегося перейти на должность инспектора, и приказал ему следующим утром отправляться в Норвуд, предварительно получив по моему распоряжению средства на расходы. Об истинной цели поездки в нем, естественно, не было ни слова. Суть задания была передана сержанту в устной форме без лишних свидетелей.
– Насколько, Симмондс, вы наслышаны об этом деле?
– Наверное, сэр, так же как и все, кого не привлекли к следствию. То есть в самых общих чертах.
– Тогда слушайте. К сожалению, я не был на месте и могу составить себе представление, только благодаря материалам, собранным Джонсом. Но кое-что не дает мне покоя. Поэтому поезжайте в Пондишери-Лодж. Отчитываться будете только передо мною. Пусть Джонс ловит своего Смолла. Вам необходимо тщательно осмотреть крышу дома и слуховое окно, ведущее на чердак. Еще не пойму, что с ними не так, поэтому сообщите мне обо всем, что вам покажется необычным. Расспросите слуг, не было ли каких работ на кровле в последние год-два. Также поищите в Норвуде сведения о человеке с деревянным протезом. Когда он в последний раз там появлялся и где останавливался. Как часто там показывался. Любая информация и по возможности более-менее подробное описание внешности. Попробуйте разговорить слуг. Нужно понять, кто из них держал связь со Смоллом. Для начала вам хватит. Рассчитывайте управиться за день и вечером вернуться в Ярд.
Глава 5, в которой болтливость является частью плана
Из дневника доктора Уотсона
10 октября 1892
Тоби не подвел. Вчерашним утром его чуткий нюх, не смущаемый более моей надушенной креозотом обувью, доставил нас в совершенно неожиданное место. Я уже собирался подробно поведать в дневнике, куда именно и при каких захватывающих обстоятельствах привел нас замечательный нос противной собачонки, как вдруг Холмс на моих глазах не менее подробно, буквально до деталей поведал о том же самом совершенно незнакомому мне человеку. Так что лучше я расскажу уже сразу о том, как Холмс рассказал о том, куда мы пришли, и тогда читатель заодно поймет, и куда мы пришли, и что Холмс зачем-то взялся посвящать в наши секреты посторонних. Тем самым я убью двух зайцев, хотя сначала мне хотелось убить только Холмса. Особенно, когда я понял, в чьи руки он
Человек этот вечером того же дня уселся в свободное кресло напротив нас, достал блокнот с карандашом и посмотрел на Холмса взглядом, каким во всем мире глядят только газетчики, как бы говоря: "Если вы готовы вывернуть мне свою душу, можно приступать". Мне не понравилось, что Холмс смотрел на эту граничащую с бесцеремонностью раскованность не только без малейшего недоумения, но и с той самой готовностью насчет души, хоть и держался в целом с достоинством, из чего я заключил, что предстоящая беседа входила в планы не только обладателя блокнота.
– Позвольте, для начала представиться, – бойко заговорил репортер. – Кеннет Куиклегз, репортер газеты «Ньюснес парэйд» [«Newsnesparade» – в действительности такое издание никогда не существовало – Прим. ред.].
Если в тоне его голоса еще наблюдалась та самая вежливость, что сменяется фамильярной вальяжностью, едва только отпадет необходимость в осторожности, то улыбка уже не скрывала ощущение превосходства. Молодой человек явно отвел себе роль хозяина положения, полагая себя если не самым умным, то уж точно самым хитрым и ловким хотя бы в отношении подкожных исповедей, которые принято называть странным словом "интервью". Я сразу же угадал в нем характерную способность так же на цыпочках резко сблизиться, надавить или зацепить выпадом и тут же отпрыгнуть, чем такого рода журналисты напоминают мне боксеров в легком весе. Естественно, мне не понравился не только визитер. Все это походило на мероприятие на чужих условиях, которые Холмс принял из неведомой мне нужды. Единственным, что удерживало мистера Куиклегза в рамках почтительности, был авторитет моего друга.
– Итак, мистер Холмс. От лица своих сгорающих от любопытства…вернее, от негодования по поводу свершившегося злодеяния читателей прошу вас рассказать, каково на сей день положение дел. Как я понимаю, несмотря на то, что полицией в лице инспектора Джонса сделано довольно однозначное заявление о задержании предполагаемых убийц, а именно Тадеуша Шолто и некоторых слуг его несчастного брата, вы готовы предоставить общественности данные, в корне разнящиеся с официальной версией. Правильно?
– Абсолютно верно, – отозвался Холмс, кивнув, как мне показалось, для его в целом безразличной позы слишком энергично, так что его кресло даже чуть качнулось. В его сухом тоне мое ухо уловило скрип тисков, которыми он пытался сжать в себе нарастающее волнение глашатая сенсации, и это уже тогда повергло меня в предчувствие, что сказано будет несколько более того, чем следовало бы ограничиться. – И не просто данные. Мне известно имя убийцы, способ, посредством которого он проник на место преступления и выбрался оттуда, а также значительная часть его маршрута, которым он проследовал до места…м-м-м…до места, с которого он проследовал потом уже в другое место, пока не установленное…в общем, вы понимаете, что речь идет ни коим образом не о Шолто. Убийца – совершенно другой человек, а именно некий…вернее не он сам, а его сообщник, потому что преступников было двое, хотя может и он, все зависит от того, кто именно выплюнул колючку, хотя логичнее, конечно, предположить, что это все же был дикарь, обладающий несравненно лучшими навыками для такого непростого дела, но главное, отметьте у себя, что у обоих помимо одного имени имеются весьма характерные, я бы даже сказал, самобытные приметы. Это должно сильно упростить их поимку.
Репортер, бешено строчивший в блокноте все время, пока Холмс бодро излагал обстоятельства дела, поднял на него немного растерянный взгляд.
– Одно имя на двоих, мистер Холмс?
– Имеется в виду, что пока нам известно только имя главаря. Это Джонатан Смолл. Но обо всем по порядку.
– Поддерживаю. Для чего предлагаю вернуться чуть-чуть назад. К моменту, когда воля случая вовлекла вас в это дело. Из комментариев инспектора Джонса следует, что вы совершенно неожиданно для себя оказались на месте трагедии.