Другой мир. Том 2
Шрифт:
Но именно в эту ночь ей почему-то было неспокойно.
«Наверное, давление скачет», – подумала она и поспешила к освещенному пространству вокруг поста.
Но тут же как вкопанная застыла на месте. Под ногами метнулась тень и скрылась за дверью № 414.
Сестра зажмурилась, потом снова открыла глаза.
– Почудилось! – прошептала она и сделала свет лампы поярче.
А в палате 414 больной тоже открыл глаза и прислушался к тому, что происходило в его отделении. Как никогда прежде уму захотелось поговорить с профессором.
«Странно…» – подумал 414-ый и осмотрел остальное пространство больницы. Но ни в одном, даже самом отдаленном уголке клиники так и не обнаружил своего, теперь единственного, друга.
За полтора года его присутствия в психиатрической лечебнице профессор для него стал верным другом. Только с ним он мог поделиться сокровенными мыслями и рассказать о самых необычных воспоминаниях…
– Профессор! – послал 414-ый мысленный сигнал.
Иногда профессор откликался на такие призывы. Но в этот раз ответа не было.
Больной тревожно поворочался на постели и впервые за полтора года пребывания в сумасшедшем доме пожалел, что выбросил ежевечернюю порцию снотворного в унитаз.
– Профессор! – повторил больной жалобно. Но ответом была тишина.
С великим трудом 414-ый заставил себя успокоиться, закрыть глаза и забыться в напряженном, коротком сне.
Утро началось, как всегда, с обхода. Больной с трудом выдержал ежедневный осмотр врача, с усилием концентрируясь на одинаково бестолковых вопросах. Послушно наврал о своих хороших сновидениях и с нетерпением принялся ждать обеденной прогулки по коридору.
Наконец, двери его «камеры» лязгнули, и медсестра, приветливо улыбаясь, предложила пройтись по отделению.
Выждав, когда вокруг комнаты профессора никого не будет, пациент 414 проворно шмыгнул внутрь.
Его взору предстал довольно попивающий компот Матвей Федорович.
– Я вас звал ночью, профессор! Почему не отзывались?! – взволнованно прошептал 414-ый.
Матвей Федорович бестолково заулыбался и виновато пробормотал:
– Что-то я вас совсем не припомню молодой человек. Мы раньше встречались?
– Профессор! Это я… Семен… – едва справляясь с надвигающимся ужасом и с трудом произнося собственное имя, воскликнул больной.
Но профессор в ответ только непонимающе мигнул глазами.
Пациент 414 обессилено присел рядом с другом и тихо зашептал:
– Что они с Вами сделали, профессор? Что случилось?! Прошу Вас, вспомните! Это же я… Я ваш…
– Что-то я Вас совсем не припомню молодой человек. Мы раньше встречались? – растерянно моргая, перебил его речь профессор.
Семен всхлипнул.
– Вы же мой единственный друг! Как же так?! Что же это?..
– Кто Вы такой? Как Вы сюда попали? И где мы? – отозвался Матвей Федорович.
А пациент 414, посмотрев в ничего не выражающие
– Ты свободен… – проговорил больной. – Ты счастлив и свободен…
Матвей Федорович в ответ расплылся в детской улыбке и продолжил с удовольствием вылавливать и жевать ягодки из компота.
Всем своим новым существом пациент 414 сознавал – перед ним только тело. В то время как все остальное, что составляет личность, безвозвратно мертво… Знакомые черты, жесты, голос и движения… А внутри пустота…
Краем сознания больной уловил приближение медсестры и поспешно вынырнул из палаты.
Не успел он пройти и трех метров, как нос к носу столкнулся с бегущей ему навстречу обеспокоенной Верой. Пациент 414-ый улыбнулся ей.
Вера, пожалуй, была самым очаровательным и молодым работником этого заведения, а потому не успела утратить некой душевной чуткости. В каждом её жесте угадывалось искреннее желание облегчить страдания и помочь…
– С профессором что-то не ладно, Семен… – бросила она на ходу. – Я знаю, что он был вашим другом… Если хотите, можете зайти к нему вместе со мной… Ему уже… – и тут она осеклась, украдкой смахнув набежавшую слезу.
Семен поспешно кивнул и пошел следом.
– Мне иногда кажется… – оборачиваясь, прошептала Вера, – что Вы совершенно здоровы… Не понимаю…
Но тут они зашли в палату профессора и в нерешительности застыли.
Профессор лежал посредине комнаты и, словно младенец, громко агукал.
– Последние полтора года он держался великолепно… – вздохнул больной.
– Он устал, – отозвалась Вера. – Он слишком долго сражался за свой рассудок…
– Долго? – переспросил больной.
Сестра кивнула.
– Около четырёх с лишним лет… И у него не осталось никаких родственников. Детей нет, жена умерла пару лет назад. Это тогда его сильно потрясло… – печально проговорила она.
Пациент насторожился.
– Кто же оплачивает лечение? – поинтересовался он.
Вера зарделась и торжественно проговорила.
– Иван Иванович Лябах… Он взял все расходы по его содержанию на себя…
В следующий миг их разговор прервал появившийся в дверях медбрат.
Пациент 414, бросив на друга прощальный взгляд, поспешно ретировался. По опыту он знал, что таких больных в этом отделении не оставляют.
Он шел, низко опустив голову. Пациент знал, что если на его лице заметят печаль или страдание, тут же придет сестра и вколет успокоительное. Но ему не хотелось забываться. Он хотел чувствовать эту боль. Она была, словно его прощание… прощание с единственным другом… Это было его право…
– А вот и Вы! – окликнула его приближающаяся Вера. – Мне сказали ввести Вам успокоительное.
Семен внутренне сжался, но в ответ кивнул и послушно посеменил к своей палате.
Когда они оказались внутри, Вера извиняющимся тоном прошептала: