Другой Париж: изнанка города
Шрифт:
Приглядевшись, я приметил, что у «нищих» был свой разводящий: бритый арабский паренек, стоящий неподалеку. Он внимательно наблюдал за процессом колючими, цепкими глазами.
– А сейчас перед вами настоящие парижские нищие, знаменитые клошары… – раздался голос экскурсовода.
Я не стал дослушивать и пошел дальше, в глубину улиц, в сторону разбитой прямо на тротуаре палатки с едой для бездомных. На палатке красовались крупная надпись «Рестораны сердца» и забавная эмблемка: сердце с ножом и вилкой по краям.
Издалека я заметил несколько десятков бомжей.
– Салют, ребята!
– Салют! – хмуро отозвались они.
– Я в Париже недавно. Тут что, всех кормят?
– Нет. Только тех, кому больше есть негде! – отозвался один из парней.
– Бесплатно? – поинтересовался я.
– Еще бы они деньги брали за эту бурду! – рассердился другой. – Каждый месяц суп становится все жиже, порции все меньше… Государство совсем зажралось!
– А таких «Ресторанов сердца» в Париже много? – не унимался я.
– Да полно! И таких, и других. Жрать-то где-то надо. Тут, в палатке, удобно потому, что в центре. А есть еще реальные рестораны, они подальше.
– И давно они в Париже возникли?
– Слушай, парень, а тебе-то какое дело? Ты сюда есть пришел или как? – накинулись на меня марокканцы.
Я предпочел поблагодарить их за радость общения и отправился в сторону раздачи. Отстоял небольшую очередь, в результате чего мне налили весьма приличную тарелку супа, дали гарнир и какие-то котлеты, горячий чай.
Я сел рядом с остальными бомжами и прислушался к их дискуссиям.
– Черт возьми! – сказал один из старых, особенно разухабистых бездомных, к тому же находящийся в изрядном подпитии. – Где золотые годы социальной помощи? Совсем уже политики охренели.
– Это ты о супе? – хмуро переспросил его спутник.
– Ну да, естественно! Это же невозможно есть! Вода, а не суп!
– Да вроде ничего, бульончик, овощи! – встрял я в их разговор, помешивая ложкой в тарелке.
Бомжи накинулись на меня, как вороны, размахивая руками, в запале отставив на тротуар стаканчики с чаем.
– Говоришь – ничего? Ты там хоть какое-то мясо почувствовал?
– Нет, просто овощной бульон, очень даже вкусный…
– Сколько ты в Париже? – хмуро спросил меня один из собеседников, седой и усталый от жизни.
– Несколько дней.
– Вот и молчи. Ты еще местной жизни не нюхал, не понимаешь ни хрена. У нас тяжелые условия, мы на улице живем, скитаемся где попало. Нас государство должно хорошо кормить, чтобы у нас сил на такую тяжелую жизнь хватало. А оно халтурит, экономит на нас. Курица или индюшка и то не каждый день бывают! А свинины вообще нет! Может, вообще одними яйцами с рисом и овощами питаться скоро будем?
– Да в чем же оно экономит? Порции вроде ничего, приличные, еда горячая…
– Нет, вы поглядите на него! – начал кипятиться старик. – Может, тебе этот овощной бульон еще больше нравится, чем жирный свиной, с кружочками?
До меня стало что-то доходить. Я сконцентрировался.
– Ты хочешь
– Нет, ну он точно ущербный! – картинно заломил руки и заголосил бомж. – Он прозрел! Представь себе, нормального супа мы уже несколько месяцев не видели, одна вот эта жижа. А в Париже все время хочется жрать: еда на каждом шагу, все эти ресторанчики, кафе, где с утра и до ночи только и делают, что лопают мясо, морепродукты, тартины, патэ, ветчину мою любимую, такую розовую, жирненькую… А мы голодаем, подбираем объедки как последние лохи!
– Но почему нищим больше не дают супа на свином бульоне? – сыграл в дурака я.
– Это все Саркози! Его рук дело. Он запретил всем бесплатным столовым суп со свининой делать, суповые кухни указами позакрывал. Потому что мусульман, видите ли, – бомж высунул язык и показал его марокканцам, с которыми я до этого общался, – во Франции очень много. Да пусть они катятся в свою гребаную Африку! Тогда мы будем снова суп со свининой лопать – вкусно и питательно! А евреев мы и так тут среди наших бомжей ни одного не видели. Все херня! Дискриминация!
– Сарко – это вообще первый враг всех рэпперов из гетто! – хмуро бросил бледный парень с дредами. – Он, видите ли, захотел очистить улицы от отребья и отдал приказ задержать нескольких наших. Мы его ненавидим.
– Все они одинаковые, политики. Хоть Сарко, хоть все остальные. Им до нас дела нет. Вот только один аббат Пьер за наши интересы и бился! – задумчиво сказал другой, более молодой бомж с расцарапанной физиономией и красочным фингалом под глазом. – Теперь его нет, защитить нас некому. Осиротели мы без него.
– Аббат Пьер? – заинтересовался я. – Кто такой?
– О, это наш национальный святой, герой Франции, кавалер Большого Креста ордена Почетного легиона, – живо присоединился к разговору кокетливый спутник старого ворчливого бомжа, довольно интеллигентный, в зеленом беретике. – Он реально за интересы бездомных сражался. Причем уже давно.
– Его рейтинг даже круче, чем у Зидана! – добавил оборванный парень с дредами. – Мы его уважаем.
– Аббат Пьер Вторую мировую войну прошел, еще тогда людей спасал, а после стал для бездомных старую одежду собирать. Открыл приют «Эммаус» для таких бедолаг, как мы. Сейчас по всей стране много таких приютов. До последнего бился аббат Пьер как рыба об лед. И не только, кстати, бездомным помогал, но и всем, чьи права ущемлены в обществе.
– Кому же еще?
– Например, нетрадиционно ориентированным людям, геям… – Бомж в берете скромно опустил глаза. – Аббат Пьер выступал за легализацию однополых браков, расширял понятие любви. Разве есть разница между мужчинами и женщинами? А еще он за то, чтобы священниками все могли быть – и мужчины и женщины, и холостые и женатые. Я считаю, это правильно! Жаль, что правительство не разделяет взгляды аббата Пьера. И даже Нобелевскую премию ему не дали… Настоящие герои всегда в тени.
Бомж вздохнул и принялся за чай, смачно закусывая его большим куском свежего белого хлеба. Я последовал его примеру.