Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции
Шрифт:
В любовь Пастернака к Зинаиде Николаевне никто не верил. Она быстро сдала – будто бы поджидала этого момента, чтобы воспринять последнюю любовь, послужить кому-то для любви в последний раз. Потом уже только топтала луга, огороды и советские гостиные. Даже Анна Ахматова, которой по горячим следам могли доходить слухи о неземной красоте Зинаиды Николаевны, ничего о ней будто не помнила. Она не признавала ничьей красоты – но эту даже не опровергала. Запомнила только про мытье полов. Полы мыли все – почему он влюбился именно в нее? А уж старую, некрасивую, толстую и грубую Зинаиду Николаевну обложили со всех сторон. Дмитрий Быков утверждает, что «Зинаида Николаевна на спор с подругой соблазняла Пастернака… Она даже бралась мыть пол». Для нее тут никакого «даже» не было – мытье полов было
СОКОЛОВ Б. Кто вы, доктор Живаго? Стр. 165.
Здесь представляет интерес степень достоверности ПОРОЧАЩИХ сведений. Порочащих? Может, и ничего, если женщина сама решила завоевать мужчину? Тем более что ей не надо было от него ни денег, ни респектабельного брака («богатства, славы», как Жене Лурье) – это все у нее и без него было, оставалось только заполучить лично его, мужчину, Бориса Пастернака. Ну если и на пари – это хороший прием, чтобы избежать насмешек и угадываний со стороны очевидцев: вот я признаюсь, что ловлю на спор.
Боюсь, здесь плохо обстоит и с предметом. Пастернак всю предшествующую зиму все зазывал к себе домой ней-гаузовскую компанию фокстроты до утра отплясывать – Зинаида Николаевна отказывалась, Генрих Густавович был человеком более веселым, приходил. В фокстроте, если удавалось приобнять жену пианиста, гораздо легче соблазниться – или соблазнить, с чего-то же началось их взаимное улавливание. «Единственная отрада нашего существованья – это разнообразные выступления <> моего друга <> Генриха Нейгауза, и у нас, нескольких его друзей, вошло в обычай после концерта остаток ночи всей компанией проводить друг у друга. Устраиваются обильные возлиянья с очень скромной закуской <> До 6-ти часов утра пили, ели, играли, читали и танцевали фокстрот».
БОРИС ПАСТЕРНАК. Письма к родителям и сестрам.
Стр. 475—476.
Что им было до лета тянуть и позы определенные принимать? Да и откуда быть ДОСТОВЕРНЫМ сведениям о споре с подругой? Кто мог сообщить Дмитрию Быкову, 1967 года рождения, ДОСТОВЕРНЫЕ сведения о требующем столь интимной вовлеченности деле? Ирина Асмус – наиболее вероятная спорщица, безответно влюбленная в Пастернака и заинтересованная непосредственно в исходе спора – скончалась в 1946 году. Чье слово: выдумка, фантазия, наговор или пересказ наговора – могло бы сойти за достоверные сведения? Это все легко понять и еще легче простить (не с нами и не с нашей женой пари заключали), если бы исследователи не вступали бы со всей серьезностью в чужую игру.
Ирпень представляется страной Шарля Перро, отсюда родом Красная Шапочка. Удивительно сравнение с ней старой Зинаиды Николаевны, каменной глыбы верещащего мяса, носорога. Прозрачные леса из кудрявых деревьев, широкие гладкие тропинки, реки с низкими берегами, дровосеки. Дровосеки могут быть в киевских лесах, где нет сухостоя возле каждого дома, где можно собрать хворост. На Украине есть такая экзотика, как топка печей соломой, так что хворост у них – как в средней полосе дубовые полешки. Где хворост в цене, там вычищеннее лес, приветливее лужайки. «Эта дачная местность в двадцати трех километрах от Киева не поражала особыми красотами природы. Река Ирпень здесь протекала вдоль плоских берегов, лишенных всякой древесной тени. Смешанный лес с преобладанием хвои казался мне худосочным. По лесным тропинкам пробегали жирные удоды и подвижно стлались ужи или гадюки. <> По обнаженным высоким стволам сосен кружили белки, опасливо поглядывая на довольно редко встречавшихся пешеходов. Повсюду тянулась, вся в паутинах, колючая проволока, окаймляющая „запретную зону“ не совсем понятного для нас назначения: до польской границы было еще далеко. В перелеске понуро паслись волы с их коровьими головами на мощных телах. <> Было тоскливо и знойно. Поэтичность сообщали Ирпеню стихи Пастернака».
ВИЛЬМОНТН.Н. О Борисе Пастернаке. Воспоминания и мысли. Стр. 169.
«Дорогой Б<орис>, я теперь поняла: поэту нужна красавица, т.е. без конца воспеваемое
Марина Цветаева. Борис Пастернак. Души начинают видеть. Письма 1922—1936 гг. Стр. 554. Если б она была мужчиной, она поняла бы это раньше. Казалось бы, красавицу можно увидеть во всякой, но натуральная, не выстраданная воображением красавица нужна для пущей производительности.
«Мы лето провели с семьей музыканта (удивительного!) Н<ейгауза>. Я к ним привязывался день ото дня все больше. Действовали силы, к<оторы>м я никогда не умел сопротивляться: его одухотворенный дар <… > и ее удивительная красота, высокой, ходовой, инстинктивной одухотворенности.
Это называлось дружбой, каждая встреча кончалась признаниями, я обращал их к обоим, и в игре свойств, которые меня к ним притягивали и в них ослепляли, он и она казались мне иногда как бы братом и сестрой между собою (ты понимаешь?); я не мог отделаться от чувства одинаково беспредельной свободы по отношенью к обоим».
Там же. Стр. 531—533 (Пастернак – Марине Цветаевой).
* Готова принять любую форму (фр.).
«… к Жене всегда относился почти как к дочери, и мне всегда было ее жалко. Между тем я не представляю себе положенья, в котором я мог бы пожалеть Зину, так равна она мне каким-то эмоциональным опытом, возрастом крови, что ли».
БОРИС ПАСТЕРНАК. Письма к родителям и сестрам. Стр. 557.
Какое-то чересчур уж ошеломляющее впечатление произвело на Пастернака время начала Зинаидой Николаевной половой жизни – пятнадцать лет. Хотя и няня пушкинской Татьяны со своим замужеством в тринадцать лет, и княжна Нина Чавчавадзе, ставшая мадам Грибоедовой в пятнадцать, – все это тянуло и в пастернаковские времена совершенно реальный шлейф. Но просто крестьянская девочка (девка, молодуха) – это одно, поди их там разбери, до совершеннолетия ей сколько, и дворянская не учащаяся девушка также чинно и скромно сидит в почти длинном платье подле матери, а гимназистка – это совсем другое, это написано на лбу: все табу, все запретности, все игры – все предъявлено в школьной форме и фартучке. За это – больший срок, как за нападение на милиционера, если он не в штатском, а в мундире.
Про свой роман в пятнадцать лет Зинаида Николаевна тоже пишет без особого надрыва, с течением лет – даже с некоторой солидностью. Будто бы это и не ее факт биографии, а факт биографии жены ее мужей. Они – помнят. Придают значение.
Нейгауз был нервный, пьющий, музыкальный, субтильный – распространенный тип эротомана; может, тема эта как-то муссировалась в их браке? Может, это он ей велел помнить? Ей-то – за детьми, за бурной (для помогающей мужу жены) развивающейся карьерой, старением, – Пастернак ее молодость схватил на излете, не догадался, что это последние год-два, думал: это такая юность, такой тип юности – с червоточиной, с изъяном, с пороком, со сладостью самой настоящей физической юности (тридцать лет – это ведь совершенные пустяки), – было не до того. Сама по себе Зинаида Николаевна культивировать в себе стыд и вину за ранний роман не стала бы, подзабыла…
Великие люди не бывают сластолюбцами, они просто гиперсексуальны чаще всего. Тонкие штучки эротизма описывать недосуг, даже гомосексуалистов среди великих – на той вершине, где их так мало, – практически почти и нету. Даже смотреть в ту сторону не интересовались особенно – разве что Достоевский не побрезговал. Но знаменит не тем.
Пастернаку пришлось включить пикантный эпизод в свою пожизненную биографию. Не могло быть иначе – начинался роман не с него. «Как я все это знал про вас!» – вскричал он, услышав про детский (да почти взрослый!) роман жены Нейгауза. Она была вполне половозрелая девица, со своими итальянскими кровями она ни через что особенно не преступала, поясом верности здесь был только школьный фартук, из-за него и был сыр-бор. В воспоминаниях действующие лица и включившиеся в сюжет другие герои – мужья – сами выглядят не совсем безупречно с педалированием этого факта. Трансвеститы перверсивны не только сами по себе, но с ними и те, кто ими пользуется. Зинаида Николаевна была немного ряженая – в девочку.