Другой путь. Трилогия
Шрифт:
Громко бухнули еще два выстрела, раздались крики – истошные и противные, и на меня свалилось понимание, что только что в меня стреляли. Почемуто боль ударила с новой силой, словно организм вдруг сообразил, что с ним случилось, и от этого испугался. Стало очень горячо, и совсем отнялась правая рука.
Мне стало страшно. Я смотрел в широко распахнутые глаза Томми и его зрачки почемуто отдалялись, оставаясь на месте. Я хотел чтонибудь сказать, но смог только всхлипнуть.
– Все будет хорошо, Зак, все хорошо. Его взяли, врачи уже рядом, не бойся, – бормотал он мне еле слышно с какимто странным эхом. – Только не закрывай
И я старался, я выпучивал свои глаза, будто это было самым важным, что возможно сделать. Все силы уходили на то, чтобы не моргнуть, потому что мне казалось, что стоит мне только захотеть это сделать и я умру. По рукам и ногам разлилась неприятная слабость и внезапно все кончилось.
– Видите, мэм, у него спокойное дыхание. Состояние стабильное. Сейчас он очнется. Наркоз некоторое время будет заметен, потом ему станет лучше.
Я открыл тяжелые веки.
Прямо надо мной висело чьето смутно знакомое лицо. В памяти не нашлось имени, как я ни старался.
– Как ты? Больно? – спросил участливый голос. С какимто жутким акцентом, я еле разобрал, что она говорит.
Мне захотелось зло крикнуть:
– Нет, елки зеленые, мне хорошо! Мне еще никогда не было так хорошо! Нирвана, ешкин кот!
Но язык не ворочался. Улыбка тоже не получилась. Да и пластиковая маска с кислородной трубкой в зубах вряд ли позволила бы это сделать.
– Ты не волнуйся, мне сказали, что через неделю ты уже будешь ходить. Я прилетела сразу, как только в новостях по ВВС увидела репортаж. А Сардж звонил тебе, чтобы предупредить, ему Алекс сказал, что на тебя готовится покушение, но тебя не позвали, потому что ты уже отвечал на вопросы…
Стрельцова. Я вспомнил это лицо.
Она прикоснулась губами к моему лбу.
– Выздоравливай, Захарка, – на какомто другом языке, с трудом разобрал ее шепот.
Я еще раз хотел улыбнуться и опять отключился.
В следующее пробуждение я обнаружил перед собой Луиджи.
– Привет, босс, – сказал он. – Ты теперь телезвезда. В телевизоре только и разговоров, что о тебе.
– Нашли? – язык наконецто согласился подчиниться.
– Мы с парнями потеряли его в Вероне. Ты был прав, всю эту историю с покушениями закрутил комиссар Паццони. А когда он понял, что мы его пасем, он исчез. И нашелся только здесь. А мы его там искали.
Приятно, когда догадки подтверждаются. Серегин крест – несчастная Софи – едва не стала причиной моей смерти. Но каков хитрец этот Никколо Паццони! Я ведь едва не поверил, что это Серый стоит за весенним покушением. Если бы не палец без ногтя…
– Его взяли?
– Застрелился, – Луиджи беспомощно пожал плечами. – Не успели ребята. Толпа журналистов, все кричат. Не успели.
– А где Том? Он меня спас.
– В соседней палате лежит, – показал подбородком Лу. – Еще две пули ему достались. Состояние тяжелое, но доктора обещали поднять.
Откудато послышался вежливый голос:
– Мистер Фаджиоли, вам пора. Он еще слаб для долгих бесед.
– Стой, Лу. Мне показалось, я видел Анну?
– Русскую? Да, была. Улетела вчера вечером, когда врачи сказали, что опасности нет.
Всетаки была.
На следующий день я получил пяток приглашений из разных университетов на встречу со слушателями; ознакомился с дюжиной статей, из которых понял, что слова мои, сказанные на прессконференции, могут
Мнения обнаружились разные – от восторженных воплей до презрительного цыканья.
И при этом они очень боялись, что слова мои могут оказаться правдой – ведь удалось же мне сколотить огромное состояние? А такого дуракам сделать не под силу, кричало общественное мнение.
Как они ошибались!
Еще много материалов было посвящено неожиданным выстрелам. Журналисты и Скотленд Ярд терялись в догадках о том, какая сила толкнула итальянского полицейского на преступление. Опять всплыла история в Камлет Уэй и я прослыл очень опасным человеком, вокруг которого постоянно убивают людей. Ктото из писак сравнил меня с Пабло Эскобаром, который, по его собственному утверждению, был всего лишь «удачливым торговцем цветами». Так и я, по мнению газетных писак был не просто удачливым торговцем, а креатурой какойнибудь разведки. Здесь предпочтения журналистской братии разнились, потому что с одинаковой вероятностью по их мнению я мог быть ширмой для грязных делишек ЦРУ, МИ5, КГБ, Моссада, Штази и, по традиционной островной привычке винить в своих неудачах страну за Каналом – французских DST и RG.
Я становился популярным.
На четвертый день приехал отец.
При каждом своем появлении он умудрялся удивить меня. Не стало исключением и это его появление. Зубы он таки поменял. Все сразу.
– Гляжу, ты молодцом? – он взял обеими руками мою ладонь.
– Приходится, – простонал я, изображая крайнюю степень истощения. – Но недолго осталось.
– Дурак! Не говори больше такой ерунды. Врачи говорят, дня через тричетыре можно будет тебя выписать.
– В самом деле? Ну это понятно. Судя по тем счетам, что они мне выставляют, теперь они все, вплоть до дворника, очень обеспеченные люди.
– Жизнь дороже. Терпи, казак. Сардж просил извиниться, что не смог предупредить и еще за то, что не может приехать. Ну и за то, что все свалилось на тебя.
– Спасибо передай. Что там с твоими визами?
Он достал из пакета мандарин, принялся его чистить. Он всегда пытался чемто занять руки, когда готовил непростой ответ.
– Ничего. Я попросил политического убежища во Франции. С визами не помогли даже связи Сарджа. Ктото сопоставил исчезновение Рича и мое появление в качестве нового посредника. Конечно, если бы было настоящее расследование, то я бы вышел сухим. Но хозяева Рича бросились перекрывать все возможные пути утечки доходов. Понимаешь?
– Стопигра? Море, замри?
– Ну да, чтото вроде того.
Странно, Штротхотте мне ничего не докладывал. Хотя, если они надеются вернуть статускво, то лишней суеты не будет – Glencore никто трогать не станет. Зачем ломать отлаженный механизм? Просто попытаются отобрать целиком. Или купить.
– Понятно. Что супруга?
– Она пока там. Сардж говорит, что года через три можно будет легко ее перевезти куда угодно, но пока что большого выбора нет. Мне самому пришлось выбираться из страны в рефрижераторе через Финляндию.