Другой путь

Бондарь Дмитрий Владимирович

Воронов довольно потер руки:

— Ну вот и замечательно. Хоть на старости лет что-то полезное для страны сделали! Присаживайтесь, это нужно отметить! И карпы должны вот-вот подойти.

Он достал из тумбочки уже известную всем бутылку:

— Тебе, Валентин, не предлагаю — ты за рулем, а мы остограммимся, с твоего позволения.

Когда он налил каждому, кроме Изотова, на крыльце неожиданно возник чернявый Женя с подносом, на котором исходили уже паром запеченные карпы.

— А вот и первая Захарова добыча. — Воронов поманил Женю к себе. —

Подходи, подходи сюда. Сейчас мы под это дело по рюмашке!

Карпы оказались действительно вкусными, а виски — теплым и противным. Все нахваливали Захара за мастерство рыболова и хозяина, запустившего в пруд столь замечательную рыбу. О неведомом поваре не было произнесено ни одного слова.

Первым засобирался Павлов.

Он тепло — за руку — попрощался с каждым и в сопровождении Жени отправился к воротам, пожелав нам напоследок не опаздывать завтра.

Спустя еще полчаса стали собираться и мы. Воронов настаивал, чтобы мы с Захаром остались у него, и обещал, что завтра его водитель доставит нас в Москву в нужное время, но Валентин Аркадьевич напомнил нам, что наши сумки остались у него на даче, и Геннадий Иванович отступил.

Напоследок он почему-то расчувствовался и попросил нас не забывать старика, заезжать при случае.

Захар тоже похлюпал носом и пообещал еще как-нибудь выловить из пруда рыбу повкуснее сегодняшней.

Мы погрузились в «Волгу» Изотова и вскоре выехали на шоссе. Уже было не так жарко и скоро должно было начать темнеть. Хотя, конечно, в Москве темнеет гораздо позже, чем в наших широтах.

Вернулись мы на дачу уже при свете фар, потому что пришлось заезжать в Москву — в магазин за обещанной соседу Андреичу бутылкой. Едва успели до закрытия, но, видно, Изотов ехал не только за обещанной «валютой» — заодно набрали для Изотова продуктов на целый месяц: тушенки, макарон, гречку, балык, три полосы пастромы, всяких сардин в масле и индийского чая «со слоном» и в зеленых пачках. Вынесли это все нам с черного хода, и Валентин Аркадьевич заговорщицки нам подмигнул:

— Для хороших людей у страны всегда все есть.

Я еще успел подумать, загружая продукты в багажник: «неужели все остальные, те, кто работает в шахтах, строит дороги и доит коров — плохие? Поэтому для них у страны ничего нет, кроме говяжьих костей, баклажанной икры и болгарского кетчупа?»

Но говорить вслух ничего не стал, чтобы не нарываться на долгую лекцию о заслугах, льготах и невозможности обеспечить всех и сразу. «Материалы любого съезда» народных депутатов я знал практически наизусть и в дополнительной агитации не нуждался. Так же как не было необходимости выслушивать оправдания.

Валентин Аркадьевич сказал, что оставит нас на ночь у себя и мы, конечно, были ему за это благодарны. Хоть и не в Москве, а рядом — все равно здорово!

Уже около полуночи мы сидели на открытой веранде на заднем дворике его огорода и под желтым светом облепленной ночными насекомыми лампы пили чай с малиной.

— Павлов — это, конечно, хорошо, — говорил Валентин

Аркадьевич. — Насколько я знаю этого человека, он вывезет вас туда, на Запад. Потому что сидя здесь ничего из намеченного плана сделать невозможно. Будут ли это Штаты или Европа — я не знаю, но могу точно сказать, что без опеки он вас не оставит. Однако, хлопцы, я дам вам координаты еще нескольких человек там. Двое в Австрии, один в Швейцарии и один в Германии. Они мне были когда-то обязаны, а благодарными эти люди быть умеют. Если сильно понадобится сторонний контакт, не завязанный на людей Георгия Сергеевича, я думаю, к ним можно будет обратиться. Двое из них потомки русских из первой волны эмиграции. — Он протянул мне листок с несколькими строчками, написанными от руки.

— А вот этот и этот, — он достал из книги «Решения XXII съезда КПСС — в жизнь!» два белых картонных прямоугольника с тисненными надписями на немецком и английском языках, — это чистопородные немцы. Сошлитесь на меня, и кто-то из них обязательно поможет. Смотрите, в общем, по обстоятельствам. Запомните имена, телефоны, адреса.

Мы заучивали информацию с листочка и картонок-визиток четверть часа, потом Изотов все убрал.

Мы пили чай вприкуску с сахаром, а я все ждал, когда он задаст вопрос, который, как мне казалось, должен был его сильно волновать. Не выдержав, я спросил сам:

— Валентин Аркадьевич, а вы не хотите узнать — когда вам суждено…

— Нет, Сергей, нет. — Он покачал головой. — Этого я совершенно знать не хочу. Если я это узнаю, я буду бояться жить. А я уже устал бояться. За себя устал, за семью, за работу и карьеру. Достаточно. Теперь вот за вас еще бояться стану.

— Не нужно за нас бояться, — сказал Захар. — Все будет хорошо.

— Я знаю, хлопцы, знаю. Давайте-ка ложиться спать.

Он отвел нам комнату на втором этаже своего дома. Не сказать, что сон был глубоким, но я выспался.

Утром он нас разбудил, мы наспех позавтракали, потом Изотов скомандовал «по коням» и через час — без пятнадцати минут десять — мы стояли на улице Щусева.

Изотов высадил нас, на минуту вышел из-за руля сам.

— Прощай, Сергей, Захар. — Он пожал нам руки. — Пусть все у вас получится. Прощайте.

Он сел в машину и более не задерживаясь уехал.

Я прошептал ему вслед:

— Привет вашей внучке, Юленьке Сомовой.

Глава 7

В тот же день мы с Захаром оказались на каком-то подмосковном объекте, живо напомнившем мне пионерский лагерь — такие же домики в виде треугольников, если смотреть с фасада, с покатыми шиферными крышами до самой земли, непременная поляна со сценой и для массовых мероприятий вроде пионерской линейки и зарядки пустующий пока флагшток для поднятия флага. Длинные корпуса столовой, единственное кирпичное трехэтажное здание для администрации и медпункта. И второе — побольше — уже почти достроенное. В таких обычно размещали младшие отряды: детей 6–7 лет.