Другой путь
Шрифт:
— Это ты откуда знаешь?
— Пересечение линейных функций, алгебра, седьмой класс, — ответил я и отвернулся на другой бок, лицом к соседнему балкону, до которого при большом желании можно было, наверное, доплюнуть. — Давай спать, товарищ Майцев. Завтра понесет нас нелегкая на подвиги во славу отечества.
Он промычал что-то невнятное, потом отчетливо пожаловался, что кто-то его кусает за ногу, и, побрыкавшись недолго, уснул.
Но нелегкая никуда нас не понесла.
Утром я проснулся оттого, что Захар толкал меня в бок. Хотел громко возмутиться, но
На балконе, нисколько не стесняясь своей наготы, делала гимнастику совершенно голая, чернявая кубинка. Нет, она вовсе не была негритянкой или мулаткой — она была брюнеткой того жгуче-испанского типа, что может иметь только одно имя — Кармен.
Захар едва не забыл, как дышать, пожирал глазами это зрелище. Он зашептал мне в ухо:
— Между прочим, я вот как с тобой связался, так ни разу ничего, а я же молодой еще, мне ни в монахи, ни в подвижники идти не хочется. Эх, знать как хотя бы здороваться по-испански, я бы ее удивил! Не ворочайся, Серый, спугнешь!
— Захар, успокойся уже! — Я потряс его за шевелюру. — Спроси у Пабло, что за девица, они наверняка…
— И-ээх, — выдохнул Захар, — это еще кто?
На балкон к гимнастке вышел такой же голый кубинец — жилистый и блестящий. Он облапил красотку и уволок ее внутрь дома, чем изрядно расстроил моего друга.
— Как с такими людьми можно социализм строить? — спросил меня Захар. — Они же несерьезные совсем: голышом почти по улицам скачут, поют все время, тьфу, срамота одна!
Я рассмеялся и встал:
— Если б ты был сейчас вместо этого Хосе или Хуана, все было бы в рамках приличий?
Захар почесал за ухом, тоже поднялся с матраса и рассудительно ответил:
— Ну я-то совсем другое дело! Я бы себе таких вольностей не позволил.
Артем уже не спал.
Мы позавтракали какими-то маленькими яйцами — размером вполовину от тех, к которым привыкли в Союзе, запили соком, выжатым при нас из разных фруктов.
Спустя еще час, проехав по исторической части Гаваны, налюбовавшись на изыски латиноамериканской архитектуры, обрызганные морем на набережной Малекон, мы оказались в гостинице — отеле, разместившейся в старинном особняке с ажурной колоннадой и внутренним двориком, где бродили какие-то местные павлины, орущие еще более противно, чем известные нам по мультфильму с бароном Мюнхгаузеном.
В остальном отель был вполне на уровне — чистый, опрятный, с доброжелательным персоналом. Под потолком каждой из трех комнат в нашем номере крутились огромные лопасти вентилятора, создававшие хоть какое-то движение воздуха. Захар обрадовался этим вертушкам так, словно были они самым производительным кондиционером. Он попросил сопровождавшего нас кубинца запустить вентилятор побыстрее, Артем с улыбкой перевел просьбу; в ответ мы услышали экспрессивное объяснение, в котором четко разобрали три часто повторяющихся слова: «электрисиста», «ромпио» и традиционная уже «маньяна». «Маньяны» в объяснении было больше всего.
—
— Завтра? — практически не сомневаясь в верности предположения, поинтересовался я.
— Завтра, — подтвердил Артем.
А кубинец улыбнулся во весь рот и дважды добавил:
— Маньяна, си, маньяна! Электрисиста ваасербьен!
Кроме неисправного вентилятора в номере нашлись холодильник, телевизор — «Горизонт» и здоровенная микроволновая печь «Мрия МВ», которой ни я, ни Майцев пользоваться не умели.
Артем велел нам сидеть в номере. И чтобы не скучали — подкинул несколько ярких журналов с картинками пляжей и бассейнов, а сам ушел в город, пообещав вернуться к ужину.
Через полчаса Захар, выключив бормотавший по-испански телевизор, вдруг заявил:
— Я понял, почему США страна успешная, а Австралия, населенная такими же англосаксами, — так себе, ни рыба ни мясо!
Такое заявление от него было для меня внове; я, отложив в сторону оставленный Артемом журнал, попросил:
— Давай-ка подробнее?
— Все просто, — вскочил из кресла Захар. — И там и там изначальное население — всякие преступники, отщепенцы, недовольные жизнью в метрополии, случайные люди. Но разница в том, что в Америку ехали те, кто не попался — уверенные в себе, наглые и успешные, решившие поменять жизнь по своей воле, а в Австралию — приговоренные к сроку, сломленные и забитые. Соответственно альфа-самцы в одной стороне света, а всякие бэты и омеги — в другой. Естественный отбор и ничего более!
Если бы я не знал его уже давно, я бы подумал, что он это говорит всерьез, но, немножко зная его любовь к провокациям, эпатажу и словоблудию, я просто отмахнулся:
— А расстояния и открытие Австралии на двести лет позже, здесь, конечно, совершенно ни при чем.
— Это ерунда, — сказал Захар. — Ну их в задницу! Я еще вот что заметил: когда смотришь на карту Европы, то четко видна граница между северными — богатыми странами и южными — победнее. Сначала я думал, что во всем виноват климат, но после того, как ты мне рассказал о его влиянии на производство, я стал искать другой фактор!
— И-и-и-и? — Мысленные упражнения Захара всегда были занятны.
— И я его нашел! Все дело в том, что люди живут и действуют согласно некоторой жизненной философии. У нас это марксизм-ленинизм, а у них?
— У них нет марксизма-ленинизма, — ответил я. — И южные испанцы и северные голландцы в него не верят.
— Вот! — воскликнул Захар, подпрыгивая с кресла. — Вот оно! В-е-р-а! Посмотри: Англия, Голландия, Германия, Швеция, Швейцария, Норвегия — богатые. Испания, Португалия, Италия, Румыния, Венгрия, эти две последние социалистические просто как иллюстрация — так вот эти все бедные! По крайней мере, до войны было так — пока не пришел социализм. Почему? Что их объединяет, кроме географии? Вера! Религия! На юге утвердились католики, которым богатство дает Бог и при этом не очень-то любит богатых, а на севере — протестанты, добывающие богатство сами и за это сильно любимые тем же самым Богом! Понял?