Другой
Шрифт:
– Сириус, мальчик, нельзя же так, – градус укоризны в голосе Дамблдора повысился. – Нельзя же думать только о себе да о себе. Нужно думать об общем благе и никогда не забывать о том, что есть люди, которые гораздо больше нуждаются в помощи, чем ты.
– В этом месте я должен прослезиться, Сохатый, – Блэк нагло обратился к Джеймсу, игнорируя проникновенные слова старца и кивнув на него, как на постороннего. – Дамблдор, – произнёс он с прежней надменностью, – пока я не услышу, кто именно у вас так жаждет и страждет, можете не продолжать. Вы всегда забываете, что одно большое и общее благо состоит из
Очень удачно, что сегодня у Дамблдора имелся как раз такой ответ.
– Конечно, мальчик мой! – обрадованно встрепенулся он. – Наш бывший Гарри сейчас полностью выбит из привычной колеи, он одинок, несчастен и страдает. Мальчику необходима помощь, дружеская поддержка, и ты, Сириус, после тяжёлых жизненных испытаний должен понимать это как никто. О мальчике нужно позаботиться, его нужно утешить, а ты, как его бывший крёстный, всё-таки ему не чужой. Поговори с ним по душам – если не ты, то кто же?
Голос Дамблдора дрогнул, в его честных глазах, устремлённых на Сириуса, блеснула одинокая слеза.
– Вы на что намекаете, Дамблдор? – холодный, скептический тон Блэка ясно показал, что красноречие старца пропало даром. – По-вашему, я снова должен возиться с этим парнем? Я сколько-нибудь похож на няньку?
– Я думал, ты привязался к мальчику… – Дамблдор горестно вздохнул. – Вот тебе малое конкретное благо, которое ты можешь сделать.
Некоторое время Блэк иронически рассматривал живое олицетворение скорби о всех несчастных мира сего.
– Сделаю, – жёстко сказал он. – Но только после того, когда хоть что-то сделают мне. Я и так уже слишком много отдал вашему общему благу и слишком много от него нахлебался. Вот когда я снова стану честным гражданином общества, когда это общество позаботится о моём друге, вот тогда я и подумаю об общем благе. А пока, извините, я слишком озабочен своим.
– Какой же ты чёрствый, мальчик мой…
– А вы посидите с моё в Азкабане – да не забудьте вернуть туда дементоров. Тогда я посмотрю, каким вы оттуда вылезете.
Джеймс не ввязывался в разговор, но было видно, что он во всём согласен с приятелем. Наверняка сказалось, что его здесь никто не навещал, кроме Блэка, вот Блэк и напел ему в уши. Дамблдор с горечью осознал, что у этих двоих появился иммунитет к его высоконравственным речам.
– Мне очень жаль, мальчики… – он с тяжёлым вздохом развернулся и пошёл из палаты. Что-то этот Блэк совсем зарвался. Прямо сейчас – срочную сову в аврорат, и его возьмут на месте, тёпленького…
– Эй, Дамблдор! – старец остановился и обернулся к нагло ухмыляющемуся Блэку. – Если меня заберут в аврорат, весь мир узнает и о вашем жульническом судействе, и о вашей афере с подменой ребёнка. Я буду настаивать на моём допросе с Веритасерумом – Кингсли это сделает, вы же знаете Кингсли. Он министр ответственный и руководит страной даже отсюда, из Мунго. А на случай, если вы его достанете и оболваните, я уже принял меры и сумею связаться со Всемирной Ассоциацией Волшебников. Я теперь не тот сопляк, которого вы ни за что упекли в Азкабан шестнадцать лет назад.
Разногласия и компромиссы
– Сволочь, – с чувством сказал Сириус двери, закрывшейся за Дамблдором. – Какая ушлая, бессовестная сволочь!
Джеймс слышал это от друга далеко не в первый раз. Было время, когда он возражал, но с каждым разом всё ненастойчивее. После попадания в Мунго ему совсем расхотелось возражать. В клинике своё дело знали и хорошо ухаживали за пациентами, поэтому Джеймс не испытывал от своей болезни серьёзных неудобств, если не считать полной неподвижности нижней половины тела и скуки от пребывания в больничной палате. Но считать он умел и точно знал, что к концу года ему будет нечем оплачивать своё содержание, если никто ничего не предпримет. А никто ничего не предпринимал, в том числе и Дамблдор, на которого все они привыкли полагаться.
– Ты ведь близко знаком с этим парнем, Арктуром? – спросил он, никак не отреагировав на ругань Бродяги.
Сириус непонимающе посмотрел на него, остывая от гнева на предводителя ордена Феникса.
– С каким Арктуром? – переспросил он и наконец вник в слова Джеймса. – А-а, с бывшим Гарри… Ну да, я же был его крёстным.
– И как он тебе?
– Как… – Сириус задумался. – Обычный парень. В чём-то затюканный, в чём-то хулиганистый, а в целом нормальный. Очень по своей семье скучал… вас с Лили он боготворил, он же думал, что вы его родители. Меня тоже… любил, – он с усилием выговорил это слово. – Ну, какая из меня нянька, ты знаешь – но я старался. Дамблдор велел мне воспитывать его в нашем духе, в мародёрском, да у меня по-другому и не получилось бы. Зато выучить мальчишку хулиганству, это у меня без проблем.
На чужом лице соседского магла сверкнула задорная улыбка Блэка, в глазах засветился боевой огонёк.
– Тогда почему ты отказался от предложения деда? – продолжил Джеймс. – Может, этот парень на самом деле несчастен и нуждается в поддержке?
Сириус мгновенно перестал улыбаться.
– Знаешь, Сохатый, стыдно. Я больше всех его обманул – это меня он любил больше всех. А Дамблдор меня опять обманывать его подсылает, нутром чую. Да и как я к нему приду – нищий изгой к титулованному и при деньгах – и буду вешать ему на уши, что из нас двоих он несчастный, а я о-го-го? Смешно.
– При нынешней власти не разберёшь, кто несчастнее, – глубокомысленно отметил Джеймс.
– И вот за это мы с тобой, два дурака, боролись. Свободы от предков захотелось. И завоевали аж две свободы – помойку и канаву. Я тебе, оленю, всегда говорил, что твоя Лили тебя кинет, как только закончатся твои деньги, а ты мне что отвечал? Что на ваш век хватит?
– Не хватило. – Джеймс вздохнул. – Это ты зря на неё, меня она всё-таки любит. Но Гаррик ей дороже всего, ради него она кого угодно кинет.