Другу смотри в глаза (сборник)
Шрифт:
– Видал, – вздохнув, согласился Вовка.
– Вот… – Валентиновна улыбнулась. Ее забавляло, когда Вовка горестно и по-взрослому вздыхал – без всякой причины. – Крутится, вертится, да так и останется целехонек… Садись давай за стол, помощник!
Они сидели, ели горячую картошку, запивали ее холодным густым молоком.
– Вишь как проголодался, христовый… – Вовка уплетал за обе щеки.
Потом сидели около печки, Валентиновна обняла Вовку, прижала к себе; смотрели на пламя и разговаривали.
– Они, наверное, в ночную работают, – сказал Вовка. – Да, бабушка?
– В ночную? – переспросила задумчиво
– Ну ладно, ничего, подождем… – важно сказал Вовка, подстраиваясь под бабушкино настроение. – Расскажи сказку…
Валентиновна подбросила в печь дров, посидела еще в задумчивости, начала:
– Жили-были, значит, на белом свете один добрый, а другой, выходит, наоборот, злой. Добрый говорит: как, мол, так, делаю добро, делаю, а добра не прибывает… отчего, мол, так? Подходит злой и говорит: вот если ты добрый, сделай из меня, злого, доброго. И, значит, усмехается, мол, поглядим, чего у тебя получится.
– Это разве сказка? – разочарованно сказал Вовка. – Лучше про Африку расскажи.
– Никакого в тебе понятия. – Валентиновна задумалась. – Значит, так. В далекой стране, в Африке, жил один король, была у короля дочь. Звали ее Майя, имя такое есть в африканской стране…
– И у нас тоже Майя есть, у этих, ну как их… за горой-то еще живут…
– Вот, звали ее, значит, Майя, имя такое в той стране есть, страна-то африканская… Как ночь придет, пропадает бедная Майя, другая придет, обратно пропадает. Запечалился король, по королевству африканскому объявление дает: кто разгадает, что за чудо такое, тому три мешка риса.
– Ну, риса, нашел чего…
– Риса, говорит, целых три мешка. Это ты рис не ешь, а там рис-то – что у нас картошка. Только у нас ее много, а у них повыращивай рис да поухаживай за ним, прежде чем ложку-то ко рту нести. Объявился тут, значит, королевич, знаю, мол, ваше королевское величество, в чем собака зарыта. А в чем? – спрашивает король. – А не то голову с плеч долой. А это, говорит, скажу, только дай указ: посади меня на ночь, значит, в спальню к дочери-то. А королю-то невдомек, стар уж был – взял да и посадил. Дальше, значит, самое интересное начинается… – Валентиновна воодушевилась. – Значит, так… Вовка? Слышь? – Она взглянула, а внук-то уже сладко спит, уткнувшись ей в бок. – Умаялся, сердешный. Заснул… – Она погладила его по голове, осторожно подняла на руки и отнесла на кровать. Подоткнула под бока одеяло, поцеловала Вовку в лоб: – Спи, сказочник христовый. Ишь чего надумал, с Кащеем сразиться. Дело нешуточное…
Валентиновна решила еще подбросить в печь дровец, пошла на двор, а в сенцах неожиданно столкнулась с незнакомой женщиной. Увидев Валентиновну, женщина растерялась, сказала: «Здравствуйте» – и выскользнула наружу. Тут навстречу Валентиновне вышел Егорка.
– Мамахен?! – пораженно протянул он.
– Ишь, – спокойно сказала Валентиновна, – налил опять глаза-то. Это еще кто с тобой?
– Это? – Егорка с пьяным подобострастием хотел расцеловать мать, но та остановила его рукой. – Ну, знакомая одна… а что, я человек…
– А Зоя где?
– Зоя… – сказал Егорка. – Зоя – фью-ить… Тут рядом… Унта от меня…
– Тот-то я чувствовала… Достукался?
Утром Валентиновна с Вовкой ушли к Зое.
– Я не писала, – сказала Зоя, – не хотела
– Ладно, ничего.
Вовка пошел провожать Зою на работу. Кто встречался с ними, все здоровались, некоторые спрашивали: «Твой, что ли?» – «Мой», – отвечала с нежной, застенчивой улыбкой Зоя, а Вовка, держа мать за руку, смотрел на всех сияющими глазами. Они подошли к конторе рейда, тут женщины совсем затормошили Вовку. Вовка стоял среди них гордый и счастливый. Мать у Вовки была самая красивая и самая хорошая, она была совсем-совсем рядом; когда Вовка разговаривал с женщинами, он все посматривал на мать, и Зоя улыбалась ему ободряюще.
– Значит, говоришь, Владимиром зовут?
– Вовка, – отвечал он.
– А что, до сих пор не учишься?
– Значит, так, – отвечал Вовка, – осенью иду в школу.
– Молодец! А драться… здорово дерешься?
– Драться-то он мастак, – сказала за него Зоя и засмеялась. И все понимали, что она смеется не оттого, что Вовка любит драться, а смеется от своей материнской радости.
– Это надо мужику… а как же, – похвалили женщины; рот у Вовки расплылся до ушей. С правой стороны у него не было трех молочных зубов подряд, женщины разом безобидно рассмеялись.
– Чего разоржались тут? – На крыльцо вышел начальник рейда. – Давай на катер все. Чей это еще? – кивнул он на Вовку и тут же, по одному только виду Зои, понял чей: – А-а… – сказал он. – Егорово племя… Ну, на катер все!
Женщины загалдели, начали спускаться к причалу (контора стояла на бугре), Зоя торопливо чмокнула Вовку в щеку:
– Беги.
– Мама, можно мне с тобой? – загрустил Вовка.
– В другой раз как-нибудь.
Катер развернулся носом против течения. Все женщины, сколько их было на катере, махали Вовке руками, одна только мать просто улыбалась ему. Вовка стоял на крыльце и думал, что он сейчас как адмирал или командир армии. Он даже не улыбнулся ни разу, а важно и с достоинством проводил свою армию в поход.
– Возьми тряпку и вот что, – сказала ему дома Валентиновна, – протри стулья, стол, шкафы, кровать. Картины не забудь. Приемник. Этажерку. – Вовка почувствовал: адмиральство его закончилось. Что больше всего он не любил, это вытирать пыль. Главное, ее вытрешь, а она снова откуда-то берется. Бесполезная работа. – Давай, давай, не стой, как пенек…
Валентиновна затеяла большую уборку. Полы мыла горячей водой с мылом.
– Какая ты молоденькая еще, – сказал Вовка.
– Что? – удивилась Валентиновна; она стояла перед Вовкой, держа в правой руке тряпку, раскрасневшаяся, разгоряченная. Валентиновна рассмеялась. – А что, – сказала она, – я бабка у тебя еще что надо…
Когда они пошли потом в магазин, Валентиновна остановилась на пороге, оглянулась; Вовка тоже оглянулся. Дом сверкал чистотой, так было сейчас уютно, хорошо.
– Видишь, какие мы молодцы
– Я тоже молодец, – сказал Вовка.
– А как же…
Валентиновне понравилось, что в магазине все есть: мясо, тушенка, молоко, яйца, рыба, колбаса. «Жить у вас тут можно», – сказала она продавщице. «А жить везде можно, – улыбнулась та, – где жить нельзя?» Они сразу понравились друг другу, и продавщица, чтобы угодить Валентиновне, кивнула на Вовку: «Вылитый Егорий Иванович…» – «Да уж…» – неопределенно ответила Валентиновна.