Друиды
Шрифт:
Пока мы не покинули земли арвернов, я не мог избавиться от неприятных ощущений, словно разлитых в воздухе. В разговорах встречных то и дело мелькали имена Кельтилла и Потомара. Многие ждали войны внутри племени. Но дальше разговоров дело не шло. Некоторые горлопаны, подогретые вином, готовы были хоть сейчас в драку, но без вождя, или хотя бы претендента на трон короля, разговоры быстро стихали и скоро должны были улечься совсем. Кельтам не свойственно тлеть, если мы не взрываемся сразу, пламя вскоре гаснет. А сейчас пламя шагало рядом со мной и ни о чем таком, похоже, не помышляло.
Стояла очень теплая даже для этого времени погода. Тепло всегда заставляет
Я думал о целительнице и о Бриге. Но если о Сулис я вспоминал вслух, как тут было не похвастаться, к тому же все, кроме Ханеса, знали, о ком речь, то о Бриге не говорил никогда. Но лежа ночами, завернувшись в плащ, я частенько видел ее глазами своего духа. Ох, и долго еще до Самайна! Беспокоило то, что за это время кто-нибудь непременно захочет ее... Я старался отогнать подобные мысли, но они возвращались.
Опять же по молодости иногда мы вели себя по-дурацки: толкались, кричали, подначивали друг друга. Мул смотрел на нас устало и снисходительно. Однажды, когда мы уже устраивались на отдых, Рикс отозвал меня в сторону и предложил немного пройтись. Он начал разговор неожиданно резко, словно долго копил в себе напряжение.
— Мы с отцом поссорились незадолго до его гибели, — угрюмо промолвил он. — Мы вообще часто ссорились. Но тут дошло до того, что он врезал мне по уху!
— Все в семьях ссорятся время от времени, — глубокомысленно заметил я.
— Нет, у нас с отцом не так... Мы никогда не могли поговорить спокойно, хотя и были похожи. Он не соглашался со мной, ну а я — с ним, потому что хотел быть как он.
— Наверное, отцам и детям довольно трудно находить общий язык, — я словно бы размышлял вслух. — Это же так по-нашему: набычиться и отстаивать свое мнение до последнего. Ну, знаешь, как два быка... — Мне легко давались такие слова, за ними ничего не стояло, ведь я же не знал своего отца.
— Ты не понимаешь, — поморщился Рикс. — Наш последний разговор получился злым и жестким, а в следующий раз я увидел его уже мертвым. Мы не договорили. А ведь я хотел сказать ему, что он прав. Теперь я даже не помню, почему мы спорили тогда. И я все время мысленно разговариваю с ним, подбираю слова, привожу доводы, все хочу закончить тот разговор, а он ведь теперь никогда не закончится.
— Ну почему же? Договорите в другом мире, когда ваши духи встретятся снова.
Рикс резко повернулся ко мне.
— Ты на самом деле веришь в эту чушь?
Я так удивился, что споткнулся на ровном месте.
— Конечно, верю! А как может быть иначе?
— Кельтилл умер, Айнвар. От него ничего не осталось. Его нет нигде. Словно и не было. Он лежал в холодной канаве, и всю грудь заливала кровь. Это был уже не мой отец, а кусок мертвого мяса! Я кричал, звал его, и все напрасно. Он просто исчез, словно никогда и не жил на свете. Никто не смотрел на меня из Потустороннего мира! Если бы он оказался там, неужто не ответил бы мне хоть как-нибудь? Знаешь, он многое мог, мой отец. А тут — ничего! Совсем ничего! Вот в тот день я и понял: когда ты умираешь, ничего не остается. Нет никакого продолжения, никакого другого мира. Ты просто живешь, а потом умираешь, и всё!
Глубина его горя потрясла меня, зато теперь я лучше понимал, почему он так решительно
Мне вспомнилась Брига, как безутешно она рыдала по своему брату, принесенному в жертву. Хотя здесь, конечно, все обстояло иначе. Впервые сталкиваясь с такой болью, я почувствовал себя несчастным. Меня учили, что живые и мертвые — это часть единого потока жизни, что со смертью ничего не кончается, но я не знал, как мне передать свою веру другу, ведь это не чаша с вином. Нет, надо поскорее вернуться в Рощу, закончить свое образование и стать, наконец, по-настоящему мудрым, чтобы утешить Бригу и помочь Риксу. Но сначала нужно выполнить поручение наставника и кое-чему подучиться.
Перед тем как пересечь границы Провинции, мы посетили племя габалов в их гористых землях. Старый главный друид габалов выглядел крайне смущенным. Он с неохотой отвел меня в рощу, и я внутренне ахнул: от рощи остались жалкие остатки. Немногие уцелевшие деревья торчали, словно поломанные зубы.
— Что здесь случилось? — с изумлением спросил я, глядя на огромные пни.
— Люди вырубают деревья. На дрова. — Друид старался не встречаться со мной глазами.
— Да как они смеют?! — воскликнул я
— Айнвар, здесь больше не поклоняются прежним богам. У некоторых в домах стоят даже глиняные римские божки в стенных нишах, — с горечью ответил друид. — Они делают колбасу из крови жертвенных животных. И сколько бы я не говорил, что эта кровь — для земли, молодые не слушают.
Фигура друида одновременно внушала жалость и страх. Тощий старик, изъеденный временем, в котором почти не осталось жизненной силы.
— Как это могло случиться?
— Не сразу. Постепенно. День за днем, — грустно сказал он. — Все началось, когда римские власти в Нарбонской Галлии объявили наш Орден вне закона. Это значит, что в Провинции больше никто не приветствует друидов, никто не дает им пристанища. Оскорбительно, правда? Но они всячески унижали нас, чтобы оправдать свои действия. Люди поверили им, тогда и мой народ — сначала те, кто поближе к границам Провинции, а вслед за ними и остальные, — тоже начал терять веру в нас. Римляне подошли слишком близко. Их влияние... — он безнадежно махнул рукой и принялся качать седой головой на тонкой шее.
«Ах, Менуа, — подумал я. — Ты действительно мудр, хранитель Рощи!»
Друидам габалов нечему было меня учить. Но один ценный урок из посещения здешней рощи я извлек. Римляне боятся Ордена, если тратят столько сил на то, чтобы подорвать к нам доверие. А если они нас боятся, значит, видят в нас силу!
Я повел свой маленький отряд через перевалы в Нарбонскую Галлию. Казалось, мы попали в другой мир. Провинция цвела и нежилась под жарким солнцем, куда более щедрым, чем у нас, на севере. Спустившись с гор, мы видели ухоженные усадьбы и откормленный скот везде, куда бы ни падал взгляд. Даже редкие неиспользованные клочки земли заросли дикими цветами. Пахло маслом и сыром.
По мере того, как мы углублялись в здешние земли, я все чаще опускался на колени и разминал пальцами землю. Мне надо было попробовать ее на ощупь, вдохнуть и запомнить запах, цвет, структуру почвы. Я отмечал каждую новую форму листьев на кустах, каждую незнакомую птичью трель. Я шел и удивлялся. Помня о предупреждении главного друида габалов, свой амулет я спрятал под одеждой, а Ханесу посоветовал ни в коем случае не представляться бардом.
Я начал замечать, что виноград, в общем-то, похожий на тот, который рос в долине Лигера, здесь окультурен и растет ровными шпалерами.