Дружба бандита

Анисимов Андрей Юрьевич

– Балует он парня. Это все ваше беспризорное детство. Вам не досталось родительской ласки, так теперь хотите на детях отыграться. Но тебе, Олег, этого не понять. Ты же у нас бобыль…

– Скоро пойму. – Ответил Голенев и рассказал о своем утреннем посещении детского дома и разговоре со старой воспитательницей

– Смотри, мужик. Это дело, так сказать, нелегкое. – Предупредил Тихон.

– Особенно для тебя! – Заметила Татьяна: – Ты сына видишь, когда он спит. Иногда за обедом. Но и это для нас праздник. Хорошо хоть я сейчас в отпуске. Не будь тети

Гали, твой сын рос бы беспризорником.

Голенев перевел огонь на себя:

– Ничего, Таня, я человек военный, как-нибудь справлюсь.

– Сперва женись. – Продолжала наставлять Татьяна. – Без женщины детям трудно. Семья не казарма…

Голенев пропустил ее совет мимо ушей. Он снова вспомнил о посещении детского дома:

– И еще хочу у них капитальный ремонт сделать.

– И я хочу. – Постников тяжело вздохнул: – Денег в бюджете нет. Вот зачем мне завод нужен. И для этого тоже…

После обеда он показал Олегу будущую строительную площадку. Ее уже обнесли забором, а возле ворот установили плакат «Здесь ведется строительство Глуховского городского цементного завода»

– Главное уже есть. Дело за малым… – Усмехнулся Голенев.

– Главное – это деньги. Ты уже перечислил туркам первый взнос. На днях они начнут завозить технику.

– Молодец. – Похвалил Олег. Хотя после того, что он услышал в кабинете мэра, оптимизма у него поубавилось.

– Ты приехал проверить, так сказать, куда я трачу твои деньги? – В полушутку поинтересовался Постников.

– Я приехал отдохнуть. Врачи сказали, что я нахожусь на грани срыва. А срываться мне нельзя. Завод твой тогда накроется.

– Прости, Олежек. Что же ты сразу не сказал? Я бы тебя не мучил нашими проблемами. Понимаю, у тебя своих хватает.

– Ничего, должен же я знать, что ждет меня на родине. – Они прошлись вдоль ограждения, заглянули внутрь будущей стройки. Продолжая беседу, Олег заметил черный «Мерседес», медленно подкативший к воротам. Тихон ничего не видел, продолжая увлеченно обсуждать проект их детища. Голенев отвечал, а краем глаза следил за машиной. Она остановилась метрах в ста от них. Из салона вышли двое. Один подошел к плакату, другой остался стоять рядом с лимузином.

– Ты знаешь этих ребят? – Неожиданно спросил Олег и кивнул в сторону «Мерседеса». Постников обернулся:

– Это Гарик Мамедов по кличке Бакс, правая рука того самого Кащеева.

– А ты ходишь без охраны, и как я догадываюсь, без оружия.

– Думаешь, он приехал меня убивать? – Улыбнулся Тихон.

– Ты как был кабинетный мыслитель, так им и остался. Этот парень сейчас палить в нас не будет. Если бы он хотел, мы были бы уже трупами. Но интерес к твоим планам он явно проявляет.

– Я же говорил, что цементный завод Кащееву поперек горла… – Напомнил Постников: – Так что не совсем я, так сказать, кабинетный. Но ваш покорный слуга не только у Кащеева поперек горла. Тут много деятелей ждет не дождется выборов, чтобы меня сбросить. А народ за меня, и у них ничего не выйдет.

Тем временем Бакс и сопровождающий его Рублик

вернулись в машину, и «Мерседес» уехал.

Голенев почувствовал облегчение:

– Сегодня обошлось. А завтра не знаю.

– Ты справился в своем Лазоревске с бандитами, я тоже у себя постараюсь. – Успокоил друга Постников.

– Тиша, я солдат. Меня убить не так просто. А ты мишень удобная…

Они вышли на берег. Солнце уже садилось, Олег увидел Вороний холм, освещенный закатом, и вспомнил свое желание:

– Я хочу себе дом построить.

– Строй, я только рад.

– Знаешь где?

– Пока не знаю.

– На вершине Вороньего холма.

– С ума сошел?

– Почему?

– Его считают, так сказать, нечистым местом.

– Кто считает?

– Люди. Там же кладбище было. Ты хочешь жить на кладбище?

– Мертвецы не опасны. Бояться надо живых. – Усмехнулся Олег: – Продашь мне там землю?

– Так отдам. На Вороний холм никто не претендует.

– Нет, я хочу все по закону.

– Иди к Стеколкину, он тебе оформит, так сказать, по закону.

– Хорошо, завтра схожу.

После славной победы над бандой Мамона Гена Кащеев вернулся в свои владения и первым делом посетил отца Василия. Пожертвовав по поводу Виктории тысячу рублей на храм, он заставил батюшку разделить с ним радость. Они вдвоем уничтожили немеренно «Перцовки», закусывая ее отменными маринованными грибочками и другой снедью из погребка. Одинокого батюшку опекала одна ретивая прихожанка, поскольку матушки у него не было.

Отец Василий во время возлияния отпустил рабу божьему грехи, сотворенные тем накануне, и обещал помолиться о душах убиенных им бандитов. Делал это батюшка без особого рвения, но отказать Кащееву не мог. Храм, в котором служил отец Василий, построил Гена. Он же выписал батюшку из Москвы и платил ему жалованье. Живописец Трофим Масленников принял сан, превратившись в отца Василия в начале перестройки. Церквушки начали возвращать Патриархии, строилось много новых храмов, а служителей для небольших приходов не хватало. Сменив халат живописца на рясу проповедника, отец Василий сохранил немало привычек от прошлой богемной жизни. Супруга живописца решила остаться в миру, и батюшку покинула. Холостой настоятель, когда его не видели верующие старушки, втихаря покуривал табак, мог изрядно выпить и поглядывал на юных прихожанок мирским, блудливым глазом.

– Нормальный ты мужик, Гена. В бога веришь. Не надо бы людей убивать. Тяжелый это грех. Отпуская его, сам на душу грех беру. – Наставлял изрядно охмелевший батюшка бандита на путь истинный.

– На себя посмотри. Я хоть каюсь. А ты?

– А что я?

– Богу служишь, а водку пьешь – раз. Табак куришь – два. Я тебе Машку Саратову присылал, не отказался – три.

– Сравнил, Кащеюшка… Да, я при сане. Служу господу нашему, как могу. А Машка девка хорошая и в Бога верит. Вон ты ее грибочком закусываешь. А грешу, так с меня и спросится больше. Кстати, дай сигареточку.