Дружба — и больше ничего?
Шрифт:
Но это было только начало! В понедельник выяснилось, что в словах «ты нравишься мне как друг» Тони прочел долгожданное поощрение. Он позвонил вечером. Джазлин только что вернулась с работы и едва успела поздороваться с Грейс (та, по своему обыкновению, возилась на кухне, откуда доносились аппетитные ароматы), как раздался телефонный звонок.
Разговор получился долгим. Говорил в основном Тони. Джазлин молчала, кусая губы и чувствуя, как внутри у нее все леденеет.
Наконец он замолк. Сдавленным от досады и неловкости голосом Джазлин еще раз повторила
— А теперь, Тони, извини, мне пора. — И, воровато оглянувшись в сторону Грейс, добавила: — У нас гости, я не могу их бросать.
— Ты чем-то озабочена, — заметила Грейс, взглянув ей в лицо, когда Джазлин вышла на кухню. — Не хочешь поделиться?
Джазлин улыбнулась в ответ — она не умела долго предаваться хандре.
— Скажи, Грейс, как ты в моем возрасте избавлялась от назойливых ухажеров? — спросила она.
— У меня не было ухажеров. Я вышла за Арчи Крэддока в восемнадцать лет, — ответила Грейс, а затем сухо добавила: — А следующие тридцать лет об этом жалела.
— Ой, прости! — импульсивно воскликнула Джазлин.
— Не извиняйся, — улыбнулась Грейс. — Все давно в прошлом. Сейчас я способна совершенно спокойно разговаривать с Арчи по телефону.
— Так ты поддерживаешь с ним связь? Извини, если это слишком личный вопрос, — поспешила добавить Джазлин.
— Нет, нет, все в порядке, — заверила ее Грейс. — Да, мы общаемся. Видишь ли, как бы ни был ужасен мой бывший муж, мы прожили вместе тридцать лет. Невозможно выбросить из памяти полжизни. По крайней мере, я так не могу. Впрочем, он всегда звонит первым — обычно для того, чтобы пожаловаться на очередные свои неприятности.
В этот момент отец, войдя на кухню, прервал их разговор.
— Как поживают две мои любимые женщины? — шутливо спросил он, и по его сияющей улыбке Джазлин поняла, что он совершенно счастлив.
Немного позже, выводя Рембрандта на прогулку, Джазлин опасалась, что ей снова не дадут покоя мысли о назойливом Тони Джонстоне. Однако, к большому ее удивлению, в голову лезли воспоминания о Холдене Хэтуэе. Снова и снова она перебирала в памяти мельчайшие детали их встречи. Ей не давал покоя вопрос: почему Холден не представился, позволив ей считать его клиентом отца?
С другой стороны, говорила себе Джазлин, почему он должен был непременно представляться? Дело-то у него к отцу, а вовсе не к ней!
Но ведь он и меня пригласил на ужин!
Ну и что? Входя в дом, он и понятия не имел о том, что эта беседа закончится приглашением. С какой же стати ему выпаливать с порога: «Я племянник Грейс!»?
Впервые Джазлин пожалела, что выбрала карьеру юриста. Это работа в адвокатской фирме приучила ее ничего не принимать на веру и искать скрытый смысл за самыми невинными словами и поступками… Однако, как она ни успокаивала себя, ее не покидала смутная, беспричинная тревога.
Грейс прогостила у них несколько дней, и Джазлин была рада этому, наверное, не меньше отца. Присутствие Грейс придавало дому особый уют: как радостно было возвращаться с работы, зная, что она выйдет тебе навстречу, как
О Холдене Хэтуэе Джазлин старалась не думать. В конце концов, он ей не клиент и не подозреваемый, так что нечего ломать голову, гадая о его скрытых мотивах, которых, скорее всего, и нет.
Была у Джазлин и еще одна причина радоваться присутствию Грейс. Тони Джонстон звонил каждый вечер. Это был настоящий кошмар, и только в откровенных беседах со старшей подругой Джазлин находила облегчение.
— Грейс, что же мне делать? — спросила она в четверг после очередного звонка.
— Что ж тут поделать, дорогая? Подать на него в суд за домогательства? Это не твой стиль. Жаловаться отцу? Тоже не в твоем духе. Значит, придется пересидеть осаду. Потерпи месяц или чуть больше — и, вот увидишь, молодому человеку надоест колотить в запертую дверь, и он отправится на новые пастбища.
Джазлин ужаснулась, представив, что разговоры с Тони будут продолжаться еще месяц. Но Грейс была права: ничего иного не оставалось.
В пятницу Джазлин хотела уйти с работы пораньше, но, как всегда, именно в этот день начальству позарез понадобилась ее помощь, и дома она оказалась гораздо позже, чем рассчитывала. Впрочем, времени оставалось достаточно.
Праздничный ужин предполагался в «Липах» — любимом ресторанчике отца. Владелец «Лип» Рекс Олфорд был старым приятелем Джазлин. Она ходила с ним на свидания дважды, а на третий раз отказала, однако они остались друзьями. Кроме того, Рекс, оценив талант Эдвина Палмера, приобрел у него несколько пейзажей и украсил ими стены своего заведения.
Холден должен был заехать за ними и отвезти на своей машине. Джазлин сидела у себя, когда раздался звонок в дверь. Решив, что нехорошо заставлять гостя ждать, она дала ему время поздороваться с тетушкой, а затем вышла из комнаты.
Грейс сегодня была в элегантном темно-синем платье и выглядела очень мило. Джазлин распустила волосы по плечам и надела маленькое черное платье без рукавов, купленное специально для этого случая. Она была уверена в себе, но стоило Холдену устремить на нее пристальный взгляд серых глаз, как у Джазлин затряслись поджилки: она пожалела, что не выбрала что-нибудь поярче и поэффектнее.
Отец поспешил ее представить:
— С моей дочерью Джазлин вы уже знакомы.
— Разумеется, — ответил Холден и протянул ей руку. Ладонь его была теплой, пожатие — твердым и энергичным.
— Добрый вечер, — пробормотала Джазлин, с опаской подняв глаза.
Холден выглядел как-то по-другому — она не сразу поняла, что все дело в вечернем костюме.
— Как поживаете, Джазлин? — вежливо поинтересовался он.
— Отлично, — ответила она, вдруг почувствовав, что должна хотя бы на несколько минут остаться одна. Ей необходимо было привести в порядок растрепанные чувства. — Пойду-ка угощу нашего пса печеньем, чтобы загладить вину — мы ведь бросаем его одного на целый вечер!