Дружба с дьяволом
Шрифт:
– Обычно баллончик в анус запихивают, чтоб ты знал.
– Чувак, ты серьёзно ищешь острых ощущений от этого занятия, ни капельки не осознавая, что буквально отвернешься и тебе уже ебало бьют? – Цицерон нахально рассмеялся. – Это город и так похож на говно, а ты ещё своим калом стены мажешь!
– “Калом” он является исключительно для твоего больного взгляда, – подловил Шалаев.
– Хорошо, рисуй у себя дома!.. Или в специально отведённых для этого местах, хуйдожник. Но нет, ты же быдло! Тебе нужно, чтобы твой кал красовался на чужом имуществе
– Я рисую в городских условиях, и не наношу ущерба частной собственности простых людей, если это возможно. А всё муниципальное будет расписано ещё как протест против нынешних социальных устоев, которые прогнили.
– Я тебя понимаю, но загвоздка в том, что закрашивать твою хуету будут такие же простые люди, как ты. Или Василичи с тётями Сраками с зарплатой в восемнадцать тысяч. И только ты делаешь им хуже! А “наверху” всем глубоко похуй на твои каракули, в этом можешь быть уверен. Погляди сам: сейчас по центру видно, как бедолаги оттирают “художества” малолетних долбоёбов. Причём в реалиях небольшого города одних и тех же долбоёбов по сотому кругу. Так что хуй знает, веселья не вижу…
– Как знаешь, браток…
Всю историю существования граффити человечество пыталось лишить его права называться искусством. Да и сегодня одним рисунок на стене покажется шедевром, другие скажут: “засрали дом”.
Вот и историю моего самовыражения всячески пытались лишить. Но Семёну стоит отдать должное, ибо своими запретами он только подогревал во мне интерес к этому делу. Жизнь в панельках казалась серой, и я всегда мечтал о чём-то большем. И вот однажды, случайно заметив на одной из стен здания ярко-жёлтый тег, я ощутил, как моё сердце ударилось чуть сильнее. Для маленького меня эти каракули были каким-то непонятными, но при этом таким притягательным. В скором времени я всерьёз начал интересоваться этой формой искусства, изучал работы знаменитых художников и их приёмы. Спустя ещё какое-то время я понял, что граффити – это не просто разрисованные стены, а настоящее выражение чувств и мыслей.
Неожиданно для себя самого, я начал творить свои собственные граффити. Старался уловить дух Мочалина и изобразить соответствующий тег на стене дома. И так, первой жертвой моего искусства стал мой же дом – серая пятиэтажка на юге города. Но моя первая работа оживила иначе такие серые и скучные улицы.
Я, подобный хищнику, охотился за идеально чистыми стенами пятиэтажек. Для меня каждый многоквартирный дом становился холстом, на котором я воплощал свои мечты и фантазии. Я тупо прогуливался по своему городу с баночкой краски в кармане и размеренно рисовал коварные улыбки, яркие шрифты и образы, чтобы заставить ожить хрущёвские постройки.
Часть людей считает это вандализмом, потерей чувства прекрасного и просто непонятной хуйнёй на стенах. Но я вижу в этом выражение моего мнения о существующем мире и порядках, бытующих в обществе. Это вызов серости, стандартам и навязыванию большинством человечества правил игры. Когда ты молод, ты должен творить, жить, искать новое и разрушать догмы, которые сейчас заставляют нас двигаться в одном направлении, как солдат в строю!
Долгое время граффити ассоциировалось исключительно с незаконным нанесением сомнительных рисунков на все доступные городские поверхности. Но времена меняются, и в последнее десятилетие его всё чаще называют модным искусством. Слыхал, что в некоторых регионах муниципальные администрации выделяют специальные площадки, где каждый может самоутвердиться. Но меня не интересуют
Развернув тетрадку на нужную страницу, Мишка, следуя в ней своим эскизам, принялся закрашивать пустые стены подъезда.
АНДРОМЕДА
Уроки закончились. Последним уроком была химия, на котором Шалаев снова решил ничего не делать. И вот он стоит в кабинете директора вместе с химичкой, которая вешает лапшу директрисе о том, как юноша наплевательски относится к её предмету. Хотя тот всего-то не принёс тетрадь по лабораторным.
Прослушав лживые лекции о том, какой он плохой, Миша всё же решает спросить:
– Я свободен?
– Нет, – ответила Федосия Витальевна, директриса. – Хочу поговорить с тобой. – И в ту же секунду косится на Розу Елизаровну. – Лично.
Надеясь насладиться тем, как директор будет бузить на своего “любимого” ученика, Роза недовольно чавкнула, встала со своего места и вышла из кабинета.
Проводив её взглядом, Федосия Витальевна вновь посмотрела на Мишку.
– Садись, – она указала ему на стул, на котором до этого сидела химичка.
Парень с отвращением посмотрел на этот стул и уже собирался заткнуть ноздри, но под тяжестью страха и безысходности бросил сумку, сжал пальцы и сел.
Директриса начала разговор с Михаилом, обращаясь к нему следующим образом:
– Миш, я уже давно наблюдаю за тобой, с момента твоего поступления в нашу школу. И я замечаю, что ты не ценишь то, что мы стараемся для тебя сделать. Понимаю, ты утомляешься после учебного дня, появляется нежелание что-либо делать, особенно домашнюю работу. Конечно, я и сама была школьницей. Такой же, как и ты…
Миша смиренно молчит. Ему этот “разговор по душам” только на нервы действует.
– …и даже сейчас, занимая такую непростую должность, я как-то умудряюсь всё успевать, и даже отчитываться о проделанной работе. Пусть и жертвуя для этого немалым здоровьем… И весь наш персонал тоже жертвует. И Роза Елизаровна в том числе… Да, по большому счёту ничего за это не получаем.
“Ты бы ещё прошлась по тому, кто у вас эти деньги забирает, а то я уже заебался слушать, какая у неё зарплата маленькая и что никто со мной сидеть после уроков не будет!”
– Но ты же способный парень с безупречной работоспособностью и хорошим интеллектом. Более того, твоё интеллектуальное развитие выше среднего. Выше, чем у твоих одноклассников. Но в то же время можешь быть ленивым, не так ли? – и ожидает, пока Мишка что-нибудь из уст своих протолкнёт.
А Миша по-прежнему сидит молча, любуясь шторами и не представляя, что сказать. Федосия Витальевна щёлкнула пальцами перед глазами парнишки, после чего тот оживился, повернулся к директрисе и сделал мудрую гримасу, как будто всё это время внимательно слушал её.
– Мне переспросить? – Федосия Витальевна щурит глаза, скрещивает руки на груди и облокачиваешься на спинку стула.
– Достаточно. – Мишка встал со своего места, дёрнул за ручку и вышел в коридор, не забыв со всей дури хлопнуть дверью.
Мишка не шёл, а буквально нёсся, мчался по коридору, кипя от ярости. Возмущение прямо-таки переполняло его.
“Видите ли, “я умудряюсь всё успевать и ДАЖЕ отчитаться о проделанной работе, пусть и жертвуя своим здоровьем”. Ага-ага, “и Роза Елизаровна тоже”. Ну и мне, конечно, интересно услышать, как эта сука только и делает, что притворяется великомученицей, чтобы в лишний раз самоутвердиться за счёт меня! Да и Вы, Федосия Витальевна, тоже хороша, раз верите во всю эту чепуху и тоже её защищаете! Федосия Витальевна, ну будьте человеком – делайте свою работу, НАСТОЯЩУЮ работу!.. И Розе заодно посоветуйте так сделать. Нежели мне слушать то, как вы тут сопли о копейках за ваш “великий и неблагодарный” труд распускаете! Нытики хуевы… Тьфу!”