Друзья и соседи
Шрифт:
Обедали они в кафе на берегу. Пахла краской свежеокрашенная чугунная ограда. Невесть откуда прилетевший ветер унёс с их столика стайку бумажных салфеток.
Валя рассказала Громову, как она после школы закончила курсы машинописи и стенографии, как устроилась в Министерство внешней торговли. Громов бывал в Москве, значит, он наверняка видел это высотное здание, где она прослужила целых два года. А потом ей была предложена работа за границей в братской социалистической стране. И вот теперь она трудится в Румынии, в Констанце. А дома в Москве остались мама и старший брат, который женился и живёт отдельно в
В радиотехникуме на выпускном вечере он читал стихи собственного сочинения. Сейчас он их уже не помнит, но там были отдельные довольно-таки неплохие строчки: «Вдали остаются дороги земные, качается судно и мачты скрипят, и слышит планета мои позывные, они над бушующим морем летят».
Валя сказала ему, что строчки эти не очень сильные, и ещё она отметила, что глагольные рифмы «скрипят» и «летят» — в современной поэзии пройденный этап.
И Громов с ней согласился. Он сказал, что больше стихов не пишет, а несёт свою морскую радиослужбу и вообще вполне доволен жизнью.
И ещё он рассказал о своих родителях. Отец — капитан второго ранга, мать — домашняя хозяйка, а старшая сестра Вера — врач-педиатр. Она говорит, что, когда он женится, она будет наблюдать за ростом и развитием ребёнка.
Вечером в порту Громов познакомил Валю с друзьями.
Штурман «Узбекистана» Туманов, открыто любуясь Валей, бережно пожал ей руку и сказал:
— Сергей Громов отличный парень, образованный, работящий, и главное — ищущий. Искал девушку на территории Советского Союза, не нашёл. Вышел за пределы, и как мне кажется, небезуспешно.
Валя слегка смутилась, а Громов указал на Туманова:
— Разговорный жанр. Одесская школа.
Как-то потом Валя напомнила ему шутливую реплику Туманова, и Громов серьёзно сказал:
— Туманов штурман. А штурман, как правило, человек наблюдательный. Так что будем считать, что данный товарищ вполне соответствует занимаемой должности.
Валя пришла в порт, когда «Узбекистан» медленно и осторожно приближался к стенке причала.
А в порту между тем царило какое-то необычное оживление. Что бы сие могло означать?… Может быть, ждут прибытия высокого гостя? Да, скорей всего так оно и есть, решила Валя, когда увидела стоящие в готовности прожектора на треножниках. Потом мимо неё по кромке причала проехала тележка. На тележке была съёмочная камера и двое. Оператор — он сидел в лозе роденовского «Мыслителя». Рядом стоял режиссёр — в джинсах, в ярко-красной рубашке и в широкополой соломенной шляпе.
Режиссёр держал в руке мегафон, и поэтому то, что он говорил, слышали все.
«Режиссёр Ион Рудяну», — вспомнила Валя. Только вчера было в газете, что он работает «ад советское-румынским фильмом и снимает натурные сцены в Констанце.
Валя подошла поближе. Ужасно интересно присутствовать на киносъёмке. Она бывала на «Мосфильме» и видела, как всё это делается.
Стоят, например, артист и артистка, беседуют на разные отвлечённые темы, но режиссёр хлопает в ладоши и требует тишины
И пока готовится новый дубль, артист и артистка снова переговариваются, и всем становится понятно, что в жизни у них прекрасные отношения. Гримёр поправляет грим, оператор поправляет свет, и вновь сильная любовь героя наталкивается на равнодушие героини. И так несколько дублей, пока режиссёр не скажет: «Снято!»
Рудяну спрыгнул с тележки, торопливо закурил, перелистал сценарий, шепнул что-то помощнику и поднял мегафон.
— Внимание! — загремел его голос. — Группа, которая возвращается на теплоходе, быстро на катер!.. Встречающие стоят на причале. Будем снимать панораму — по лицам встречающих на палубу теплохода. И тут и там атмосфера радостного ожидания.
Рудяну говорил медленно и чётко, как бы заботясь о том, чтобы Валя поняла каждое его слово.
А быстроходный катер уже покачивался под боком у теплохода, и участники съёмки, которым предстояло изображать пассажиров, проворно перебирались на «Узбекистан».
«Вас зовут», — услышала Валя фразу по-румынски и не сразу поняла, что она относится к ней. Стоящий рядом мужчина коснулся её плеча и показал в сторону.
Валя увидела Рудяну. Он энергично махал ей рукой. Валя удивилась — для чего она ему понадобилась?
Когда Валя подошла, Рудяну с профессиональной бесцеремонностью посмотрел на неё и сказал оператору:
— В сиреневой кофточке она будет хорошо смотреться… — Он перевёл взгляд на Валю: — Как тебя зовут?
«Тебя» Валю не удивило. В Румынии принято обращаться на «ты»,
— Валентина, — представилась Валя и, помедлив, добавила: — Николаевна.
— Ты русская? — спросил Рудяну. — Порядок. Будем говорить по-русски.
Шесть лет назад в Москве он окончил ВГИК, где учился у режиссёра Сергея Герасимова, и вполне прилично владел русским языком.
Рудяну подхватил Валю под руку.
— Ты когда-нибудь снималась? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Впрочем, это не имеет значения, Витторио де Сика снимал людей из толпы. Слушай меня внимательно. Сейчас придёт советский теплоход, и на его борту будет человек, которого ты любишь и ждёшь…
— И что же дальше? — спросила Валя. Вообще-то ей с этим режиссёром надо бы держаться более независимо, но она улыбнулась. Как занятно всё складывается. Не просят что-то изобразить, а она этому не обучена. Она не артистка, а просто девушка.
— Поняла? — спросил Рудяну, но по его отсутствующему взгляду было видно, что он уже думает о чём-то другом.
— Поняла, — кивнула Валя. — А кто же он, этот человек?
— Неважно. Пока ты будешь смотреть на палубу, а потом я тебе кого-нибудь выберу.
«Мне это не нужно. Я хорошо знаю, кого я жду и хочу видеть». Валя могла сказать это режиссёру, но не успела. Рудяну был уже далеко. Он вскочил на операторскую тележку, и снова загремел его властный голос.