Друзья и соседи
Шрифт:
Я смотрел на Раю, и мне почудилось, что я где-то уже видел эту миловидную сероглазую девушку.
— Вы, значит, доктор? — спросил инженер. Это означало, что на очереди новая тема.
— Да. Но я надеюсь, вы не станете спрашивать — почему, когда вы вот так наклоняетесь, у вас здесь покалывает, а сюда отдаёт?…
— Нет, — засмеялся инженер, — я просто очень уважаю вашу профессию.
— А вы обратили внимание, — сказал капитан, — что из докторов часто выходят писатели. Возьмите, например, Антона Павловича Чехова. Есть ещё Вересаев и
— Видите ли…
— Знаете почему, — сказала Рая, — потому что доктор ближе всех к человеку. Он знает, что у него болит, что он чувствует…
— Возможно, что и так.
— Рая, безусловно, права, — сказал капитан и скромно коснулся её плеча, — это именно так. Тем более есть много разных причин, по которым человек обижается и при этом страдает его нервная система. Правильно?
— Конечно, — кивнул инженер. — Вот, например, иной раз зайдёшь в магазин или в ателье…
Я смотрел на Раю, увлечённую беседой, и меня не оставляла уверенность, что вижу её не впервые.
— …одним словом, в сферу обслуживания, а там продавщица или приёмщица глянет на тебя исподлобья, грубо ответит, и в момент у тебя портится и настроение, и самочувствие. Думаешь: не сходить ли к врачу пусть выслушает, а то и к писателю — пусть напишет…
— Фельетон, да? — сухо спросила Рая.
Тогда я сказал ей:
— Извините, не мог я вас видеть в «России»?
— Да, — ответила мне Рая, — безусловно, могли. Вот я вам сейчас скажу, — она обернулась к капитану, — вы говорите: «Странная комбинация — искусство плюс общественное питание». Я вам сейчас скажу, — повторила она, как видно обдумывая свою мысль и желая выразить её поточнее. Она обратилась к инженеру: — Вы помянули недобрым словом сферу обслуживания.
И тут я вспомнил. В прошлый свой приезд я жил в гостинице «Россия», вечером спустился поужинать. Едва я успел сесть за столик, подошла официантка…
— Я третий год работаю в ресторане «Россия», — продолжала Рая, — а до этого работала в «Звёздочке». Дело прошлое — выговоров и замечаний нахваталась там сверх головы. И что невнимательная бываю, и чересчур резкая и так далее и тому подобное. И вот, представьте себе, когда я надумала уже искать другую работу, один клиент, который у нас обедал, говорит: «Я за вами, девушка, давно наблюдаю, у вас необычайно выразительное лицо, вам надо идти в театр или в кино».
Рая помолчала.
— Ну и что же было дальше? — спросил инженер.
— Меня-то вообще давно интересовала самодеятельность. Играла всякие сценки, но только для себя, для подружен, вообще для знакомых. Уже когда стала официанткой работать, часто после закрытия ночной театр устраивала. Интересно: столы сдвинуты, стулья перевёрнуты, а я на эстраде, где оркестр сидел, представляла разных людей — и сильно занятых, которые не видят даже, что едят, и капризных, и нерешительных, и влюблённых. Я играю, а в зале официанты, повара, судомойки — все на меня смотрят и другой раз просто-таки плачут от смеха…
Того
Мы слушали Раю и видели — она рада, что ей представился случай поделиться своими заветными мыслями.
— Я считаю, человека можно по-разному воспитывать. Для одного строгость — наилучшее средство. А к другому совсем иной подход нужен, его терпением, уговорами воспитать можно. А вот лично на меня знаете кто большое влияние оказал? Каких два человека? Никогда не догадаетесь…
Рая обвела нас лукавым взглядом.
Капитан улыбнулся.
— Можем погадать по системе «холодно» — «горячо».
— Ничего у вас не выйдет. Вы, наверное, скажете: отец, мать. Да, они, конечно, свою долю внесли. Отец — мастер на ЗИЛе, мама на швейной фабрике работает, они хорошие, я у них одна. Помню, когда а газете была заметка — «Звёздочку» сильно критиковали, и я там тоже была помянута, — отец ходил чёрный как туча и только одно мне сказал: «Раиса, ты нашу фамилию унизила». Но это давно было. А теперь вы скажите, кто же они, эти два человека, которые меня перевоспитали?…
— Мы их, наверное, не знаем, — сказал капитан.
— Нет, знаете. Уверена, что знаете!.. Одного фамилия — Шекспир, а другого — Островский.
Мы молча переглянулись, а Рая, довольная произведённым эффектом, продолжала:
— Готовили мы в народном театре «Укрощение строптивой», не всю пьесу, отдельные сцены. Мне Янов Александрович доверил роль Катарины и сказал: «Попытаемся создать образ строптивой итальянки на материале своенравной москвички». Это он, конечно, в шутку сказал. И вот наступила премьера, в зале народу полным-полно, родители пришли, отец очень важный был — не подступись: дочь — артистка. В роли Петруччо выступал Слава Тёмин, шофёр-таксист, исключительно темпераментный парень. Если видели «Укрощение строптивой», вы, наверное, помните, Петруччо говорит
Катарине: «Сначала стань хорошей», а я в ответ на его слова бросаю ему в лицо:
Я тоже говорить имею право И всё сейчас скажу: я не ребёнок Получше люди слушали меня; А не хотите, так заткните уши, Уж лучше дать свободу языку И высказать, что в сердце накопилось.Рая уверенно вошла в образ.
— И потом финал. Я, то есть Катарина, уже совершенно другая, её не узнать. Помните, что она говорит в финале: