Друзья и возлюбленные
Шрифт:
Вместе с тем Лоренс и Хилари остались прежними. Да, поменялись их жизни, но не характеры и мнения. Хилари всегда была твердо убеждена, что их гостиница — не только семейное дело, но и дом. Она так и не наняла управляющего. «Управляющие сделают отель безликим и привнесут в него дух, чуждый Вудам, а ведь именно дух семьи лежит в основе „Би-Хауса“», — говорила Хилари. Теперь у нее было столько дел, что часть их неизбежно проникала на территорию Лоренса. Хилари завидовала целостности и неприкосновенности его творческого мира. Лоренс чувствовал,
Порой он задавался вопросом: вспоминает ли она о мечтах своей юности? Жалеет ли, что не стала врачом? Несколько лет назад он запросто спросил бы об этом жену, однако сейчас не горел желанием услышать ответ. В глубине души боялся, что Хилари втихомолку составляет список того, чем потом его попрекнет: «Би-Хаус», Уиттингборн, его должность шеф-повара. И еще Джина, которая всю жизнь была другом семьи, а теперь он почему-то стал за нее в ответе.
— Она твоя подруга, — по-детски заявила Хилари.
— Наша.
— Не я ее выбирала, а ты! Я только ради тебя с ней подружилась.
«Я тоже ее не выбирал, — подумал Лоренс, разминая в руках лист вербены. — Она просто появилась в моей жизни, а я появился в ее. Это было совпадение: такое же, как знакомство с Хилари. Я никогда не был влюблен в Джину, но сразу полюбил ее — она была такая милая и аккуратная, словно спелое яблоко: блестящие волосы, чистая кожа, ровные зубы. Я любил ее за одухотворенность, любопытство и богатое воображение. Джина мечтала изучать языки и путешествовать, и я часто представлял, как она будет восхищаться океанами и континентами, как ей будет интересно и хорошо. Однажды она сказала, что образование открывает перед нами множество дверей и мы должны пытаться войти в каждую. А потом Джина встретила Фергуса. Наверное, она увидела в нем очередную открытую дверь. В каком-то смысле так оно и было, однако стоило ей войти, как он захлопнулся и сбил ее с ног. А пока она силилась встать, Фергус прекрасно держался на ногах; он мог жить спокойно, лишь нарушая ее равновесие. Бедная Джина, бедная глупышка, она карабкалась в гору, а на самой вершине ее сбрасывали обратно в пропасть. Что хуже всего, Фергус вовсе не хотел причинять ей боль; он делал это из необходимости».
Наверху, в фойе, потолок которого по задумке сумасшедшего архитектора был на шесть футов выше кухонного, надрывался телефон. Потом кто-то схватил трубку — наверняка Хилари или Дон. Мимо в сторону гостиничной стоянки проехала машина. Стоянка была такая крошечная, что жильцам приходилось биться за свободное место: даже в солнечные дни многие возвращались пораньше, лишь бы поставить машину.
Открылась дверь, и на кухню вошел Кевин в красной бейсбольной кепке, надетой задом наперед. В руке он держал свернутую газету «Вечерний голос Уиттингборна».
— Привет, — безрадостно сказал Лоренс.
— Здрасьте! — ответил Кевин и захлопнул дверь с такой силой, что дрогнули стены. — Скоро построят
— Можно мне тут покурить?
— Нет! — отрезала Софи.
Она сидела за столом у себя в спальне, возле окошка, которое выходило на разбитый Фергусом средневековый сад, и ожесточенно писала что-то в тетради, сгорбившись и закрыв волосами листок.
— Да ладно тебе! — не унимался Гас.
Он лежал на ее кровати, прижав к груди зеленого плюшевого бегемота. Ви подарила внучке эту игрушку на седьмой день рождения. У бегемота был чудесный войлочный нос и задумчивые полуприкрытые глаза.
— Нет! Это моя спальня, и курить я здесь не разрешаю.
Гас опять подарил Софи цветы: три розы в белом облачке перекати-поля, украшенные листьями эвкалипта. Он очень вдумчиво выбирал этот букет и, кажется, угодил Софи. Она поставила его в черную вазу на столе.
— Соф…
— Мм?
— Ты чем занимаешься?
— Пишу.
Гас прижался носом к носу бегемота.
— Что пишешь?
Софи обернулась.
— Записываю свои чувства.
— Ух ты! Клево! — Он положил игрушку на живот и приподнялся на локтях. — У Адама есть таблетки. Экстази. Купил у Кевина.
— Адам — придурок, — строго ответила Софи.
— Не хочешь попробовать?
— Нет.
Гас сел.
— Ты что, обиделась?
— Нет. Точнее, не на тебя.
Он улыбнулся и несколько раз подбросил бегемота в воздух. Ему нравилось лежать на ее кровати, в которой она спала каждую ночь. Вместо ночных рубашек Софи носила большие мужские футболки. Одна такая висела на двери: темно-зеленая с какой-то надписью. Гас хотел было сказать, что после ухода Фергуса атмосфера в Хай-Плейс стала поприятнее, но вовремя понял, что Софи это не оценит. Он только спросил:
— Как мама?
Софи вернулась к своей писанине.
— Вроде ничего. Записалась к психологу. Твой папа ей посоветовал.
Гас обвел глазами бело-голубую комнату. Вещей здесь было много, но все равно складывалось впечатление порядка: как будто можно в любую минуту найти что угодно. Вместе с тем это была одинокая комната — книжки, картинки и подушки предназначались для одного человека.
— С Мэгги виделась?
— Нет, — ответила Софи, не прекращая писать.
— А с Паулой?
— Нет. Я с ними вижусь только в школе.
Гас сбросил ноги с кровати и вдруг заявил:
— Соф, тебе нужны подруги!
Она промолчала и еще больше сгорбилась над тетрадью.
— Соф…
— Я сейчас не могу думать об этом, — сухо проговорила она.
Он встал, последний раз улыбнулся бегемоту и бросил его на кровать. Тот упал вниз головой, показав плюшевое пузо.
— Я пошел.
— Ладно. Спасибо за цветы.
— Джордж скоро вернется домой.
— Да?
— Ага. Бросил учебу.