Друзья и враги Анатолия Русакова(изд.1965)
Шрифт:
Лицо парня последовательно выразило настороженность, сомнение. А потом он снова пристал к Анатолию с расспросами о Чуме, все требовательнее, как следователь.
Воспоминания о днях позора и унижения, проведенных с Чумой, были ненавистны Анатолию. Он поднялся. Подбежала Леди, фокстерьер. Анатолий нагнулся, чтобы погладить ее, как вдруг Леди, подбитая снизу ногой Жевжика, взвилась в воздух.
Анатолий сильно ткнул живодера кулаком в грудь. Того шатнуло в сторону, но не свалило.
— Из-за
Они сцепились и упали в крапиву.
Анатолий был очень силен для своего возраста, но сразу же почувствовал превосходство противника и, когда понял: не справиться, схватил Жевжика за горло.
— Брось! Не дури! Я же свой! — услышал он хриплый шепот.
— Сволочь ты!
— Да свой я. От Чумы. Пусти — покалечу!
— Как от Чумы? — Анатолий от неожиданности отпустил горло врага.
— А так! — Жевжик пытался подняться.
— Так ты же активист — сам признался, а в активистах «ворам» ходить не положено.
— Положено — не положено!.. Что ты в этом понимаешь? Чума разрешил… Иначе здесь сразу заметут.
— Так ты «вор в законе»?
— А ты думал! Теперь нас тут будет двое. Надо бы тебе темнить в спальне: «Я, дескать, активист, я с вами», а ты по-дурацки — сразу наизнанку.
Анатолий разжал руки. Жевжик встал и, отряхиваясь, сердито сказал:
— Эх ты, полуцветной! Закон нарушаешь! Две головы не имеешь, руки на своего не поднимай… На воле пришлось бы тебе оправдываться перед сходкой… Ну куда ты против меня? Мне двадцать два, а ты еще сопляк. — Скажи спасибо, что не покалечил тебя…
— Как — двадцать два? Ведь здесь старше восемнадцати не держат!
— Прошел по делу как семнадцатилетний, под чужой фамилией. — Жевжик снисходительно засмеялся.
Анатолий поднялся.
Жевжик ойкнул, чертыхнулся и сильно тряхнул левой ногой, стараясь стряхнуть вцепившуюся Леди.
Парень отбросил фокстерьера, но тут на него набросились Разбой и Цыган. Злобное рычание, визг, вопли Жевжика — и он помчался по дорожке.
Анатолий злорадствовал. Так этому ворюге и надо! «Что же теперь делать? Надо что-то предпринять. А что?» В раздумье он пошел в корпус.
В спальне было шумно. На краешке стула, посреди комнаты, в одних трусах сидел Жевжик, положив левую ногу на другой стул. Староста Котя Лазурин пробкой от бутылочки с йодом смазывал ранки на его ноге. Воспитанник Глеб неумело бинтовал кисть левой руки. Жевжик разглагольствовал, размахивая свободной рукой. Воспитанники охали и переспрашивали.
Тело Жевжика было покрыто татуировкой, а на спине красовалась церковь…
— Трус! За шкуру испугался! Собак на меня натравил!. — закричал Жевжик, показывая пальцем на
Послышались возмущенные возгласы.
— Лезь под кровать! — приказал Анатолий, подходя к Жевжику.
В комнате стало тихо. Как бы ни были незначительны прежние проступки воспитанников, но разговоров о ворах и воровских обычаях было много. Все понимали, чего требовал этот новичок. Но почему? На каком основании?
Жевжик оторопело смотрел на Русакова.
— Лезь под кровать!
— Да ты что, очумел? — спросил Жевжик, призывая взглядом собравшихся быть свидетелями наглости новичка.
— Лезь под кровать! — У Анатолия была уверенность в своей правоте.
— Ты здесь не командуешь, — сердито сказал староста, и эти свои привычки брось!
— Каждый из нас рассказал все без утайки, и мы о каждом знаем все, — подделываясь под голос старосты сказал Анатолий и затем, отчеканивая слова, продолжал — Так знайте, что этот двадцатидвухлетний «вор в законе» попал сюда под чужой фамилией, как семнадцатилетний. Маскируется, чтобы выполнить приказ бандита Чумы, чтобы разложить ваш коллектив. А вы все шляпы и раззявы!
— Ну и смешняк! — Жевжик криво улыбался. — Хочешь разыграть. Я активист. Ребята меня знают.
— А ну, хлопцы, — сказал Анатолий, — вспомните, не говорил ли этот тип чего-нибудь такого о воровской дружбе, «законе» и прочее…
— А правда ведь говорил, — вдруг признался Глеб. — Рассказывал: «Я вольная птица! Куда хочу, туда лечу… Всякая там агитация — это для дураков…»
— Врешь!
— Нет, не вру. «Блатной, — объяснял ты, — человек момента. Огонь и медные трубы пройдет — и не пропадет. А без водки — пропадет. Бывало, выпьешь водки, все забудешь!»
— Врешь!
— И мне рассказывал о ворах… — вспомнил другой воспитанник, — только я как-то не обратил внимания.
С этого и начался провал Жевжика.
— Пусть докажет, что он не вор, — предложил Анатолий. — Для «вора в законе» пролезть под нарами или кроватью — значит опозориться и потерять авторитет на всю воровскую жизнь. А если ты активист — то что тебе стоит пролезть?
— Не хочу — и все!
— А ты говорил, — Анатолий повернулся к старосте, — «мы о каждом знаем все»!
Тот досадливо махнул рукой и сердито приказал:
— А ну, Жевжик, лезь под кровать!
— Не полезу! Не имеете права издеваться!
— Силой протащим!
— Не дамся!
Уж как ни защищался Жевжик — даже сумел самодельный нож выхватить из-под матраца, — все-таки протащили!
Он сидел на полу, голый, ругался последними словами и… плакал.
— Что здесь происходит?
Иван Игнатьевич стоял в раскрытых дверях. Воспитанники смотрели на Анатолия, но он молчал.