Друзья Карацупы
Шрифт:
Эта необычная страничка минувшей войны заставляет с еще большим уважением взглянуть на нашего верного четвероногого помощника.
Немного осталось в армии бывших фронтовиков, воевавших в необычном роде войск. Но мне посчастливилось. В центральной школе меня познакомили с подполковником Константином Алексеевичем Мориным, начальником учебно-строевой части.
— Последний день служу, — с грустью сказал офицер. — Он посмотрел на циферблат, улыбнулся и тихо добавил: — Через четыре часа окончится моя служба.
Тридцать два года прослужил Морин в «необычном роде войск». Участвовал в битвах — Сталинградской, на
— В пятидесятом отдельном отряде служил, — рассказывает Морин. — Помню рядового Дозоурова. Двумя орденами Ленина, орденом Красной Звезды был награжден за мужество и отвагу. Раненых он вывозил с поля боя. Стрельба не стрельба — а, бывало, мчится со своей упряжкой, лишь бы успеть спасти истекающего кровью. Погиб Дозоуров. Из-за собаки. Выскочила на бугорок во время перестрелки, он следом. Хотел поймать…
Помолчал Морин.
— Ухожу вот, — в голосе послышались взволнованные потки. — В сорок первом пришел я сюда. Подучился — и на передовую. Многим из нас, офицеров, центральная школа военного собаководства дала путевку на фронт.
Попрощавшись, Морин уходит — последний день службы, однако дел много.
— Напишите потеплее о военных собаках, — бросает он с порога. — Заслужили они доброе слово.
Не знаю, удалось или нет выполнить эту просьбу, однако предлагаю вниманию читателей несколько коротких очерков о четвероногих фронтовиках, с честью выдержавших трудный экзамен на полях сражений Великой Отечественной войны.
БЕССТРАШНАЯ ЗМЕЙКА
На свет она появилась в южном городе. Летом на улицах было много пыли и солнца. Зной до позднего вечера струился в окна, и лишь к ночи жара спадала.
В это время Змейка любила прогуливаться по берегу широкой реки. Лунный свет падал на воду. Плыли, шлепая по воде колесами, пароходы, то и дело раздавались гудки неутомимых буксиров. Пахло влажным песком, ракушками.
Собака полной грудью вдыхала речную прохладу. А вскоре Змейка узнала и название реки — Дон! Скажет, бывало, хозяин: «Пойдем на Дон» — встрепенется вся, начнет скакать, сдернет со стены и принесет в зубах поводок. Всем своим видом выражает нетерпение, словно говорит: «Ну чего так долго собираешься, давай быстрее!».
Как и всем собакам, имя Змейке дали в раннем детстве. Уже тогда проступали в ней задатки бойкой и беспокойной натуры.
Хозяин не баловал Змейку, воспитывал строго, даже сурово, добиваясь — где лаской, а где и голосом — того, чтобы она в точности выполняла команды. К полутора годам Змейка успешно прошла курс обучения на дрессировочной площадке Осоавиахима, брала барьер, взбиралась на лестницу, ходила по буму, прыгала через широкую канаву. Юная овчарка научилась самоотверженно, самозабвенно защищать хозяина, когда на него «нападали», сторожить вещи. Попробуйте — отнимите! Ощетинится, оскалится, встретит постороннего сердитым лаем. Замахнется «чужой» палкой — Змейка взвивается в высоту, и если бы не гремящая цепь, так бы, кажется, и повалила чужака на землю — лежи и не шевелись. А сама бы уселась рядом, ни на секунду не спуская глаз с постороннего. Пусть хозяин придет и решит его судьбу.
Такая была Змейка в собачьем детстве и отрочестве — храбрая, трудолюбивая, но непоседа. Любила побегать наперегонки, никогда не оставалась на берегу,
Шли месяцы. Совсем взрослой стала Змейка, однако от своих привычек не думала отказываться. По-прежнему была живой, непоседливой. Так бы и жила до конца своих дней в доме на высоком берегу Тихого Дона, если бы не война.
То, что враг перешел границу и хлынул на нашу землю — этого Змейка, конечно, не знала. Она лишь догадывалась: случилось что-то тяжелое, непоправимое. В домах слышался плач. Многие семьи провожали близких на фронт. Однажды стал собираться и ее хозяин. Поначалу Змейка думала — на охоту, поскольку укладывал рюкзак, стала радостно вилять хвостом, но кто-то цыкнул, и собака присмирела, виновато потерлась о хозяйские ноги. Глава семьи погладил ее, глухо сказал:
— Ну, Змейка, прощай!
Вместе с семьей она провожала хозяина до самого вокзала, в первый, быть может, раз не выполнив приказание немедленно идти домой. И когда эшелон тронулся, пошла вдоль перрона, а когда перрон кончился и последний вагон проплыл мимо, соскочила на шпалы и, повизгивая, побежала по шпалам. Она бежала так версты две, а, может, и все три. Поезд уже давно скрылся из виду. Наконец, остановилась, села на горячую, почерневшую от смолы шпалу, подняла голову и завыла. Домой Змейка вернулась лишь поздно вечером. Хозяйка не ругала собаку, понимая, что и Змейке нелегко переносить разлуку с человеком, который, хотя и строг был, зато справедлив, щедр на ласку.
Змейка не находила себе места. Она все ждала — вот откроется дверь и войдет хозяин, большой, веселый и добрый. Она бы прыгнула ему на грудь и стала лизать лицо, и лаяла бы, и повизгивала от счастья. Но как-то ранним утром пришел старый почтальон, потоптался у порога и несмело вручил письмо. Татьяна Анисимовна со страхом надорвала краешек и осторожно вытащила лист бумаги с казенной печатью. Пробежала глазами — и вдруг схватилась за сердце и закричала не своим голосом. Змейка поняла — в дом пришло горе, ощетинилась, залаяла, считая почтальона виновником страшной вести.
С тех пор притихли все в доме. И Змейка уже больше не прыгала, не скакала. Она часами сидела неподвижно и смотрела на дверь, все еще надеясь увидеть самого близкого для нее друга.
Как-то ночью донеслась канонада. Змейка встретила голос накатывающейся войны злым рычаньем. А через неделю Мария Анисимовна Русинова связала большой узел, одела ребятишек, присела на минутку и, горестно покачав головой, произнесла:
— Эвакуируемся, Змейка. Бои-то идут у самого города. Слышишь пальбу. То-то и оно! И что с тобой делать, ума не приложу… Людям, и тем места в эшелоне не хватает. Приходили тут из клуба Осоавиахима. На учете там состоишь. Предлагают послать тебя в армию.
Она разговаривала с собакой, словно с человеком. Змейка внимательно слушала то, что говорила Мария Анисимовна, и хотя ничего не понимала, чуть повиливала хвостом.
— Может, отомстишь за Павла Харитоновича…
Услышав знакомое имя, Змейка вскочила, заметалась, кинулась к дверям.
— Пусть будет так, — тихо сказала хозяйка. — Были бы взрослые, послала бы на войну детей или сама пошла бы… Но куда уж с троими-то, мал мала меньше. Придется идти тебе. С этими словами Мария Анисимовна смахнула слезу и сняла со стены поводок.