Друзья, которые всегда со мной
Шрифт:
Альфред в переводе с англо-саксонского означает «охраняемый эльфами». Эльфы — духи земли, полей, лесов — видно, и вправду охраняли Угрюма-Одноуха, как охраняла прежняя хозяйка. Об одноухом псе пошла слава как о грозном истребителе «кукушек». Приятно было, что пес в свободное от службы время оставался все таким же веселым, жизнерадостным, приветливым.
— Смотри не зазнавайся, — говорил ему вожатый, такой же обходительный, молодой, любитель попеть и поиграть на гармони.
У вожатого уже были медали — «За отвагу» и «За боевые заслуги» и ордена Славы второй и
Однажды вызвали к генералу.
Генерал ждал к себе высокое начальство из штаба фронта а район был неспокойный, все время стреляли «кукушки»; генерал решил застраховаться, для гарантии, чтоб не вышло каких непредвиденных случайностей, приказал прочесать все вокруг, а для пущен надежности пустить собаку. И что вы думаете? Уже после разведчиков, опытных глазастых ребят, пошел Угрюм, и, пожалуйте, — «кукушка». Сидела на дереве, никто не заметил, все прошли, Угрюм заметил. С дерева хорошо просматривались и КП — командный пункт, и хата, в которой предполагалась встреча генералитета…
На этом дело не кончилось. Когда шли окраиной села, Угрюм нашел в траве стреляную гильзу от револьвера; гильза немецкая. Перед тем шли разговоры, что в наш тыл просочились диверсионные группы противника. Вожатый приказал Угрюму искать, а тот сел и принялся лаять в рожь. Вызвали отделение автоматчиков. Автоматчики залегли, приготовили оружие к бою, русский майор крикнул:
— Хенде хох! Выходи!
Три фрица поднялись из ржи и пошли сдаваться в плен (один оказался «швейк», чех). Аккуратно положили на землю автоматы, потом подняли руки. Подошел майор:
— Выкладывай, что в карманах!
Старший из немцев вынул гранату, осторожно положил. «А наш, русский, — говорил потом майор, — извернулся бы, уложил всех!»
После этого вожатый получил «Славу» первой степени — стал полным кавалером Славы. Ну, а Угрюм… ему награды не положено!
Так же трудились Урал и Урман. У каждого на счету был добрый десяток «кукушек». Из наиболее примечательных случаев следует упомянуть, как Урман нашел «кукушку» на чердаке полуразрушенного дома, а Урал — на колокольне церкви. Потом, когда война вступила в новую фазу и охота на «кукушек» прекратилась, Урал некоторое время ходил в упряжке, а Урман нес службу охраны.
Самое примечательное, что все три «У» остались живы.
Больше всего и тут повезло Альфреду-Угрюму-Одноуху: он вернулся к своей хозяйке и больше с нею не расставался. Спасибо надо было сказать вожатому: принимая собаку тогда, в Киеве, от случайных людей, он не поленился, записал номер дома и улицу, после написал туда, попросил отыскать хозяйку; ее отыскали; потом они переписывались, а когда пришла демобилизация, Альфреда-Угрюма уже ждали на привычном месте вкусная еда, подстилка и вообще все, что нужно собаке.
Не так удачно, но, в общем, терпимо сложилась послевоенная история Урала: он мирно доживал сторожем при каком-то складе.
Как провел остаток дней Урман, осталось неизвестным.
Остается добавить, что история трех «У» заимствована из хроник Центральной школы, из скупых воинских донесений и приказов.
Буран,
(Рассказ о санитарно-ездовой упряжке)
До сего момента я очень мало говорил о лайках. Долгое время шли споры: считать ли лайку служебной или охотничьей собакой? Лайка незаменимая помощница охотника, и львиная доля добываемой в лесу пушнины приходится на ее счет. Но лайка и отличная ездовая собака. Мороза она не боится, спит на снегу, трудолюбива, вынослива и неприхотлива; словом, если разобраться, лучшей собаки для фронта не сыскать.
Когда в стране начало развиваться служебное собаководство, лайку взяли на учет клубы Осоавиахима. В других местах она находилась в ведении Общества охотников. Кое-где регистрировали и те и другие. В конце концов лайку «передали» охотникам; а когда грянула война, начали отправлять на фронт.
Признанной фавориткой на выставках в ринге лаек долго была Тайга, небольшая, аккуратная, крепко сбитая, бело-пегая лаечка, принадлежавшая одному из любителей. Она ездила в Москву, в Тбилиси. Она оставила после себя многочисленное потомство. И когда клуб летом сорок второго года отправил в Действующую армию полностью укомплектованную упряжку, то вожаком ее оказался прямой потомок Тайги — ее сын Буран.
Мускулистое тело, крепкая колодка, как сказали бы знатоки, умная лисья морда с приветливым взглядом живых карих глаз, хвост кренделем, ушки на макушке — вот вам Буран. Покладистый нрав и готовность служить человеку дополняют этот портрет.
Упряжка — пять-семь (иногда девять) псов; главный — вожак.
Иногда думают: главное — каюр, «извозчик». Каюр каюром, а вожак вожаком. Вожак — пример всем; он наблюдает за порядком в упряжке, и только он может заставить упряжку работать как следует.
Думаете, какую собаку поставят в голову упряжки, та и вожак? Как бы не так! Надо, чтоб свора признала вожака. А иначе… иначе могут и загрызть, если недосмотрит каюр.
В жилах Бурана текла кровь многих поколений лаек, благородная кровь северных остроухих собак, умняг и работниц, издревле помогавших человеку, приученных довольствоваться малым. Предки его бесстрашно шли на медведя, нередко жертвуя собой ради хозяина. Остальные в упряжке были полукровки-метисы, но и они, повинуясь, работали как настоящие ездовые собаки.
Для того чтобы стать вожаком, надо иметь талант; а может быть, свой, особый нрав. Словом, вожаком рождаются. Буран, сын Тайги, родился вожаком. Вожаком ему и было суждено умереть.
Бурану выпала героическая и трудная доля — он участвовал в Сталинградской битве.
Обязанность Бурана была — вывозить раненых из-под огня, стараться спасти гибнущую человеческую жизнь. И тем не менее ему довелось побывать в самом пекле.
Тяжелое траурное облако повисло над степью; оно висело уже много дней, застилая горизонт; его видели за много километров. Рваные космы медленно вздымались ввысь и там стояли не тая, а внизу, под ним, маленькие, словно придавленные огромным несчастьем, чуть проглядывали дома…