Друзья моего детства
Шрифт:
— А откуда вы достали этого сычика? — спросил я.
— Из дуплянки. Мы их для птиц по деревьям развешиваем. В наших домиках гнездятся не только скворцы да галки, — Вячеслав Васильевич указал на чучело гоголя. — Вот и эта публика тоже гнёзда себе в дуплянках устраивает, и сычики иной раз там гнездятся. Стал я как-то осматривать дуплянки, а в одной из них пара сычат, уже большие, все в пуху. Забавные такие, совсем как ватные игрушки. Одного я взял домой, выкормил, выходил, вот какой молодец вырос. Он у меня уже третий год живёт. Прошлым летом я ему и подружку достал, такого же сыча-самочку. Как мой Глазастик ей обрадовался, как за ней ухаживал, ласкал
— А он у вас никуда не вылетает из комнаты? — спросил я.
— На волю его не пускаем, — ответил Вячеслав Васильевич. — Боимся, как бы ещё не залетел куда-нибудь и не пропал. А вот на чердак он летает и даже очень охотно. Вы знаете, один раз он там мышонка поймал. Откуда уж этот мышонок взялся — кто его знает. У нас в доме мышей нет. Но если б вы только видели, как Глазастик остался доволен. Прилетел со своей добычей в комнату, носил, носил её, и на шкаф и на полку… Потом всего съел до косточки, тогда успокоился. А наутро гляжу: на полу — погадка, настоящая, из мышиной шерсти, из косточек. С тех пор Глазастик частенько на чердак заглядывает; усядется в уголок, сидит тихо-тихо, будто кошка караулит мышей. Только уж больше ему никак не посчастливится: нет мышей! Хоть нарочно лови для него, да на чердак выпускай.
Пока мы так разговаривали, сычик куда-то исчез. Мы этого и не заметили.
Вдруг Вячеслав Васильевич замолчал и прислушался, я тоже услышал: в соседней комнате что-то слегка шуршало.
— Ах, негодник! — махнул рукой мой приятель, быстро вставая и направляясь к двери.
Я последовал за ним.
В соседней комнате на стене было пристроено чучело белки. Зверёк, как живой, сидел на сучке. А на спине у него восседал Глазастик. Острыми коготками он вцепился в шкурку белки, а клювом драл и щипал спинку зверька.
— Пошёл, пошёл вон! — замахал рукой Вячеслав Васильевич. — Ведь вот далась ему эта белка, — чуть заглядишься, уж он её щиплет. Всю спину испортил.
Глазастик отлетел в угол, сел на полку с книгами и оттуда начал приглядываться к нам, забавно поворачивая свою круглую головку то в одну, то в другую сторону. Вид у него был очень недовольный: казалось, он качал головой, сетуя на Вячеслава Васильевича, что тот помешал ему заниматься таким интересным делом.
Хорошее занятие рыбная ловля. Иной раз хоть и ничего не поймаешь, зато посидишь на берегу, на солнышке да понаблюдаешь, что вокруг творится. Только одно условие: сидеть нужно тихо.
Прошлым летом пошёл я на речку за окунями; рыба никак не клюёт. Стой, думаю, мы тебя перехитрим. Не хочешь на червяка браться, другую приманку предложим.
Снял я свою соломенную шляпу и тут же на отмели наловил ею, как сачком, мальков. А вот хранить
Двух мальков вместо червей на крючки насадил. Попробуем: не будет ли окунь на эту насадку браться. Опять жду, и опять ничего не клюёт. Я даже слегка задремал под кустом.
Вдруг вижу — летит над речкой зимородок. Птица такая; немножко побольше воробья. Очень красивая птица: брюшко оранжевое, спинка ярко-зелёная, а нос длиннющий, прямой, как палочка. Им зимородок без промаха мелких рыбёшек хватает.
Подлетел зимородок к моим удочкам и уселся прямо на удилище. Меня и не замечает; сидит, в воду поглядывает.
Потом кинулся вниз, да не в речку, а прямо в мой «аквариум», выхватил оттуда рыбёшку и опять на удилище сел. Проглотил, отряхнулся, второй раз туда же — нырь. Поймал другую рыбку, есть не стал, а улетел с нею куда-то.
Эх, жалко, пусть бы ещё половил, уж очень он занятный. А мальки мне всё равно ни к чему и на них окуни не берутся.
Только я об этом подумал — гляжу, а мой длинноносый рыбак уж опять тут как тут, да не один, и второй следом за ним явился — птенец; ещё как следует летать не умеет.
Уселись оба рядышком на удилище. Потом «старый рыбак» нырь в мой «аквариум», вытащил рыбку и к птенцу. Тот рот широко разинул: давай, мол, еду. А еду давать нетрудно, она тут же вот рядом, только бери.
Сунул старый зимородок птенцу в рот пару рыбёшек. Смотрю, и малыш тоже начал вниз поглядывать. Глядел, глядел да как бросится! Цоп клювом рыбёшку, взлетел на удилище, голову вверх запрокинул, с таким аппетитом свою первую добычу глотает.
Теперь ему нечего ждать, когда его кто покормит — сам научился рыбу ловить. Тут уж они вдвоём взялись за моих мальков, в один миг всех переловили.
А я ни с чем остался, ни одного окуня не поймал. Не беда, я доволен: разве часто увидишь такую картинку?
Как только в воздухе запахнет весной, потянут с юга перелётные птицы, тут с нами, охотниками, начинает твориться что-то неладное. В эту пору охотника сразу можно узнать и отличить от обыкновенного человека.
Вот посреди мостовой стоит пожилой человек и, подняв кверху лицо, взволнованно шепчет: «Раз, два, три… пять… восемь… одиннадцать…»
Кругом несутся автомобили, обдают потоками грязи, а он всё смотрит и смотрит вверх и считает: «Двенадцать… пятнадцать… семнадцать…»
— Гражданин, — трогает его за плечо какая-то сердобольная женщина, — тебе что — померещилось что-нибудь?
Но он, не отвечая, продолжает считать: «Двадцать… Двадцать два, двадцать три…» И так он будет стоять и глядеть вверх как зачарованный, пока вереница гусей не скроется в голубой весенней дали.
В эту пору и самих охотников неудержимо тянет вслед за птицами в леса, на разливы озёр и рек, туда, где природа справляет весёлый праздник весны.