Друзья мои - книги (Заметки книголюба)
Шрифт:
(175)
НА РОДИНЕ ВОЛЬТА
Итальянский городок Комо был некогда римской крепостью. В наше время в нем производят бархат и шелк, а также машины и резиновые изделия. Городок этот тихий, на берегу поэтического озера Комо - является родиной римского писателя Плиния Младшего и одного из основателей учения об электрическом токе Алессандро Вольта. Но однажды его дремлющую историю нарушила современность, и вот как это произошло.
В Комо в 1927 году, по случаю столетия со дня смерти Вольта, была устроена небольшая международная выставка, вблизи которой по вечерам зажигался гигантский ликторский пучок - эмблема
На выставке в Комо был, однако, и русский отдел, в котором представлены были изделия наших кустарей, палехские шкатулки, фарфор и, между прочим, книги. Фашистская печать утверждала, что книгопечатание в России стоит на самом низком месте и в ней издают лишь пропагандистскую литературу.
Я пришел на выставку с двумя итальянскими журналистами, которые предполагали посетить Советский Союз и очень заинтересовались одним из его граждан, к тому же писателем: писатель в их понимании не имел ничего общего с тем, чем заставляют заниматься литератора в Советской стране.
– Скажите,- спросил меня один из них,- это правда, что писатели в Советской России пишут только на те (176) темы, которые им раздаются правительством? Это правда, что писатели состоят на жалованье, и сколько вам платят в месяц? На какие специально пропагандистские темы вы пишете ваши книги?
– Знаете,- сказал я,- здесь на выставке есть русский книжный отдел. Там вы можете посмотреть наши книги и, кстати, наглядно убедиться в том, что мы действительно состоим на жалованье и пишем на заданные нам темы. Ведь гораздо лучше посмотреть все это, чем я буду вам об этом рассказывать.
Журналисты согласились, и мы, миновав залы с электрооборудованием, прошли в книжный отдел. Книги были выставлены на стеллажах, и любую из них можно было взять в руки и перелистать.
– Вот, не хотите ли взглянуть,- предложил я,- мы совсем недавно, в 1924 году, выпустили в двух томах "Орлеанскую девственницу" Вольтера в переводах и под редакцией замечательного поэта Михаила Лозинского.
Я достал со стеллажа два монументальных, отпечатанных на слоновой бумаге, с двумя десятками фототипий, тома.
– Вольтера?
– спросил один из журналистов.- Но почему именно у вас выпустили Вольтера?
– Да так, захотелось, видите ли... неплохой писатель, между прочим.
Журналист недоверчиво взял один из томов и прежде всего посмотрел на год выпуска.
– Вероятно, это издание было начато еще до революции,- сказал он с сомнением.- Нам хорошо известно, что у вас нет бумаги и все ваши типографии находятся в ужасном состоянии. Впрочем, для выставок обычно не жалеют затрат,добавил он, как бы намекая на то, что мы пускаем пыль в глаза.
– Может быть, вам понравятся эти фототипии, их, кажется, около ста в книге "Алмазный фонд СССР",- предложил я.- Она выпущена тоже в 1924 году. Или, может быть, вас заинтересует "Версаль" Александра Бенуа с иллюстрациями автора?
Потом я предложил журналистам перелистать нечто более близкое им, именно перевод книги Бернсона "Флорентийские живописцы Возрождения", вышедшей в 1923 году, "Историю фаянса" Кубе, выпущенную в том же году, (177) "Искусство
– Видите, ваши сведения в некоторой степени правильны... все это заказывает государство. Кстати, у нас есть издательство "Всемирная литература", основанное М. Горьким, там представлены литературы всех народов, в том числе большое место отведено и Италии.
Потом мы обошли другие отделы, где были выставлены книги не только по искусству, и так как Государственное издательство дало мне с собой несколько книг для подарков, я подарил моим спутникам два волюма - сейчас не помню, что это было,- отпечатанных на такой отличной бумаге и с такими цветными репродукциями, что журналисты даже не нашлись что сказать.
– Ваши современные издания можно уподобить пушке "Берта",- сказал мне один из них с откровенностью,- вы бьете издалека и такими снарядами, что придется пересмотреть многое в нашем представлении о современной России.
Он не мог найти что-либо более образное, чем пушка "Берта", бившая в первую мировую войну по Парижу с расстояния в несколько десятков километров: в ту пору еще не было ракет.
Я нередко вспоминаю эту маленькую книжную выставку в Комо. Советская книга выходила на мировой простор. Она утверждала славу нашей культуры и нашего книгопечатания, одной из важнейших составных частей культуры. Она била в цель, наша книга, и снаряды ложились точно, как точно ложатся ныне наши ракеты. Только для нашей книги не приходилось выбирать географические квадраты. Милан, Лейпциг, Париж - она повсюду появлялась на международных выставках, наша книга, пробивая иногда такие бетонированные сознания, которые, казалось, ни один снаряд не пробьет.
– А чему вы удивляетесь?
– спросил старейший московский книжник Иван Иванович Сытин, сын известного издателя И. Д. Сытина, когда я рассказал ему об этой встрече с советской книгой в Комо.- Книгой можно мир взорвать, а не то, что кого-нибудь распропагандировать, вроде ваших итальянцев.
Его лицо стало вдруг хитрым, он нагнулся и достал с нижней полки в закутке товароведки какую-то большую, (178) тщательно завернутую книгу. Потом он развернул ее, и я увидел, что это первое издание сожженной книги Джордано Бруно "Del intinito, universo e mondi" - "О бесконечности, вселенной и мирах" - книга, которая действительно взорвала мир в свою пору. Экземпляр этот находится ныне в одном из наших книжных хранилищ.
– Это вам не Комо,- добавил Иван Иванович наставительно, поглаживая книгу примерно тем же движением, каким оглаживают надежное оружие: недаром Иван Иванович Сытин слыл испытанным охотником.
В СТРОЮ
История переплетного дела, как бы ни были искусны во множестве случаев переплетчики, включает в себя и печальную повесть о том, как именно переплетчики в такой степени искажали в прошлом первоначальный вид книги, что и не представишь себе, какой она была по выходе из типографии. Книги, выходившие в восемнадцатом столетии и почти во всей первой половине девятнадцатого, почти целиком оседали в дворянских и помещичьих библиотеках. Нередко у помещиков были свои переплетчики из крепостных, мастера и большие искусники.