Друзья не умирают
Шрифт:
Я бы не хотел, чтобы у читателя возникло иное представление о Саше, чем то, которое есть у нас. Поэтому я говорю: Саша был жизнеутверждающим человеком, в любой момент склонным к шуткам. По оценке отца Геннадия, он совсем не был аскетом, потерявшим интерес к жизни и к красивым женщинам. Священник, напротив, определил его как рыцаря и любимца женщин. Таким он показался также Инге и Джиму.
Саша был дисциплинированным и результативным офицером, который не уходил от конфликтов с вышестоящими начальниками. Подобно Джиму, он по своей природе был игроком и искал приключений, многие из этих авантюр, если бы о них стало известно, могли стоить ему карьеры. Личная независимость и свобода значили для него много больше,
Свободным и независимым он был также в своих политических оценках и не скрывал от американцев, что не одобряет президента Горбачева и его политику. Однако он был верен своей стране, презирал предательство и предателей. Мы никогда не слышали от него ни единого нелестного слова о России.
Он любил одиночество на природе. Хотел провести остаток жизни на своей первоначальной Родине у моря и гор. Купил небольшой участок земли недалеко от аула, горной деревушки, и начал там строить дом. Когда уезжал из Берлина, набрал с собой много разного оборудования для дома и различных инструментов, которые могли оказаться полезными для этой работы.
Саша мог проводить долгие дни один в отдаленной хижине, но ему бывало необходимо и общество, он искал и сразу же находил контакт с людьми. В его обществе мужчины, выходцы из разных народов Кавказа - чеченцы, черкесы, армяне или азербайджанцы - забывали об унаследованной враждебности, в его обществе царили мир и дружба.
Саша больше всего любил свою дочь, помогал везде, где только можно, никогда не сидел сложа руки. Перед смертью он глубоко поверил в Бога, но никогда не боялся гнева Господня.
Память о Саше неизменно окрашивала наши отношения с Джимом и Инге в годы после его неожиданной смерти.
Джим и Инге купили дом с участком по соседству с нашей летней резиденцией и теперь перестраивали его по своему вкусу. Джим навез вагон американского хозяйственного оборудования и постепенно заполнял подсобные помещения своими бесчисленными приобретениями торговца военным имуществом. Когда он узнал, что во время Второй мировой войны в ближайших и отдаленных окрестностях упали несколько «летающих крепостей» американских ВВС, то не успокоился, пока не нашел с помощью старого крестьянина и лесника того поля, с которого увезли остатки такого бомбардировщика. Он не только сложил на своем участке целую гору алюминиевых обломков. Интуиция заставила его перепахивать поле с помощью крестьянина до тех пор, пока он не нашел обломок с табличкой завода-изготовителя. Всего через несколько дней он выяснил через соответствующий отдел министерства обороны США день падения машины и имена членов экипажа. Его хорошие отношения с одним из продюсеров фильмов, с которым он меня позднее познакомил, и собственная съемочная команда позволили взять интервью у свидетелей события для одного из проектов по американской военной истории.
Наше соседство углубило дружбу. Как автору книги о тайнах русской кухни мне пришлось позаботиться о кулинарной вершине праздника новоселья в новом хозяйстве Джима, и я приготовил тройную уху, сибирский рыбный суп. На празднестве мы встретились с некоторыми друзьями Джима по службе в Берлине еще до падения стены. С этого времени Джим и Инге стали постоянными гостями на наших семейных праздниках и познакомились с членами нашей многочисленной семьи и ближайшими друзьями.
Нередко, когда наши женщины отправлялись в Берлин, Джим запросто без предварительной договоренности заходил ко мне, и мы за стаканом красного вина философствовали о жизни, пока не укладывались в разные стороны на угловом диване, где женщины по возвращении находили нас спящими. Словом, в наших отношениях царствовала гармония.
Джим взял на себя большую часть хлопот по моему судебному процессу и по реализации издания моей книги в американском издательстве, которое приобрело эксклюзивные
Постоянно Джим разыскивал предметы и сувениры для музея шпионажа, который хотел создать рядом с бывшим КПП «Чек Пойнт Чарли» в центре Берлина. В это время у него была также идея снять с помощью приехавшей из США киносъемочной группы интервью со мной без всяких ограничений. Мы сидели перед камерой и вели непринужденную беседу обо всем, «что могло заинтересовать моих внуков». Так возник видеофильм, хранящийся у меня, при съемках которого в течение многих часов Джим задавал вопросы, а я давал ответы на своем тогда весьма скромном английском. В отличие от остальных кинодокументалистов, Джиму удалось своим почти наивным любопытством и сдержанным участием вытянуть из меня, возможно, самый откровенный и точный рассказ о жизни. Для него я был свидетелем событий и кусок истории, к которому можно было непосредственно прикоснуться.
Я считаю, что мне в наших продолжительных беседах удалось не только донести мою собственную позицию, но также и взгляды наших исторических героев-предшественников и мотивы действий разведчиков моей стороны.
Однажды Джим поехал в Лондон, чтобы приобрести на аукционе для запланированного им музея шпионажа предметы из имущества, оставшегося в наследство после Кима Филби. Он привез мне оттуда фотографию Филби с надписью, сделанной рукой вдовы Филби, где можно увидеть и меня рядом с этим всемирно известным человеком. Джим говорил об англичанине с уважением, а не так, как говорят в его стране о нем, - как о предателе. Когда во время моего процесса Джим предпринял в США шаги в мою пользу, которые, возможно, не совсем отвечали интересам его бизнеса, я вижу в этом не просто свидетельство симпатии. Он видел во мне, как и в Саше, и в тех, за кого мы отвечали когда-то в нашей службе, глубоко убежденных солдат. Он очень хорошо понимал - и относился к этому с уважением, - что я, даже находясь под угрозой заключения, не чувствую себя свободным от этой ответственности и, как могу, прилагаю усилия для прекращения преследования этих «солдат невидимого фронта».
Так что же такое доверие? Как его завоевывают? Конечно, для этого требуется время и опыт. И все же и в службе разведки я очень сильно полагался на свою интуицию, на чувство. Нередко возникали вопросы, когда речь шла о надежности контакта. Тогда я спрашивал сомневающегося сотрудника: представь себе - война и ты получаешь задание пойти в разведку за линию фронта. Пойдешь ты в одиночку с этим человеком? Даже когда речь шла об офицерах высокого ранга из центрального аппарата, я ставил перед собой этот вопрос. И я не всегда давал положительный ответ.
Конечно, я не мог быть уверенным в том, что знаю или узнал от него все о деятельности Джима на службе своей стране. Из его рассказов я мог заключить, что он был не так уж далек от американских спецслужб, многие сделки он вообще не мог бы совершить без благословения ЦРУ.
При рассказе о своих трудностях с правосудием он походя упомянул имя Оливера Порта, того самого подполковника, который своими скандальными сделками с оружием привлек внимание прессы и которого он буквально вытащил при защите в суде. Из его снисходительных замечаний о бюрократах, которые есть во всех аппаратах и на Востоке, и на Западе, можно было догадаться, что ему пришлось испытать малоприятные переживания. Более детально он никогда не говорил об этом.