Друзья по несчастью
Шрифт:
«Невесомость!» — только и успел подумать, как мимо меня пролетел чей-то ботинок. «М-да. Не додумался приказать не ослаблять ремни и застёжки. Интересно, чей ботинок?! Но, хорошо хоть не контейнер с боеприпасами летит».
Зашипел трубопровод, наскоро уложенный внутри салона. Планер толкнуло и он, набирая скорость, направился к планете, которая с угрожающей быстротой приближалась, увеличиваясь в размерах.
«Внимание! Сейчас тряхнёт немного, не переживайте — это нормально», — раздалось по громкой связи.
С гулким стуком
— Наверно, слишком круто вошли в атмосферу, — подумал я.
Трясло сильно, но терпимо. Не болтало. И, буквально через десяток секунд, вибрация прекратилась. Планер принял устойчивое горизонтальное положение и плавно, но ощутимо быстро летел над поверхностью планеты, постепенно снижаясь.
Через командный коммуникатор вызвал ротных, но связь не прошла. Прибор, постоянно помигивающий индикаторами готовности, погас. Откинул шлем скафандра, расстегнул верхние застёжки и выкрикнул:
— Передать по цепочке! Готовность номер один! — и добавил, — спросите у пилота время подлёта.
Команда, как ручеёк, от одного к другому, «побежала» распространяться по салону.
— До цели двадцать минут! — донёсся до меня ответ пилота.
Посмотрел в иллюминатор. Внизу простиралась равнина — ни деревца, ни строения. Ровная скалистая поверхность пугала.
«Где отыскать укрытие, где найти ориентиры и ещё множество «где и как»…».
— Посадка через две минуты! Приготовиться! — донеслось по цепочке предупреждение пилота.
Дублировать команду не стал, проверил ремни безопасности и приготовился к посадке.
При первом касании поверхности планер подпрыгнул. Второе касание, и он скользит, постепенно снижая скорость. Слышится ругань, и нарастающий гул из передней части салона. Топот ног, толкотня.
— Отставить! Сесть и пристегнуться! — командую на пределе своих голосовых связок.
Упавший рядом боец говорит: «Пилот приказал всем в хвостовую часть бежать!»
— Всем в хвост, но не толкаться! Не нарушать центровку! — не успеваю закончить, как удар опрокидывает меня вперёд, потом резко вбок и назад — ремни безопасности, которые не успел расстегнуть, удержали, что и спасло от получения травм.
В салоне темно. Планер остановился, накренившись носовой частью вниз.
— Группе охраны периметра покинуть салон — осмотреться! Остальным, доложить о повреждениях!
Створки люка медленно ползут вниз. Зев рампы[1] постепенно увеличивается, открывая салон аппарата.
— Капитан, — слышу голос комроты, — пилот погиб.
— Группа прикрытия, доклад! — кричу со всех сил. До сих пор стоит звон в ушах от предшествующего остановке грохота, а темнота оказалась не только внутри салона, но и на поверхности планеты, куда мы приземлились.
— Чисто! Периметр под контролем! — услышал доклад кого-то из бойцов.
— Внимание!
Дверь пилотской рубки приоткрыта, а в кабине в неестественной позе, изогнувшись в кресле, замер силуэт. Протиснулся в рубку, зажёг спичку и осмотрел тело. Глаза пилота открыты, руки крепко держат штурвал, а из пробитого лобового стекла торчит обломок чего-то, отдающего холодом металла, прям на уровне его груди, проткнутой насквозь.
— Капитан, похоронить бы, — сказал, стоявший рядом лейтенант.
— Времени нет. Забери документы и опознавательные знаки Альянса. Нам отсюда уходить надо. Нас точно засекли, если не технически, то визуально…
«Оглядываясь назад, я долго думал, поступил ли правильно, или надо было похоронить героя, но обстоятельства складывались не в нашу пользу. Терять время и подвергать опасности батальон, ставить под угрозу выполнение приказа… в тот момент мне показалось, что выбрал правильное решение, хотя, возможность отдать последние почести отставному полковнику, всё-таки была».
Под тяжёлый взгляд лейтенанта я вернулся в салон, который уже освободили от оборудования. Спрыгнул с рампы чуть не достающей до поверхности и снял с себя скафандр. Затолкал его в специальный контейнер с кислотой для уничтожения.
— Командуй построение в походный порядок, лейтенант, приготовиться к маршу, — обратился я к стоявшему рядом офицеру.
— В первой роте пятеро раненых и двое во второй, — тихо произнёс лейтенант Вагиров.
— Что с учёными?
— Учёные целы.
— Степень тяжести раненых, идти смогут?
— Один не сможет, открытый перелом ноги.
— Носилки и с собой. Раненых в тыл колонны. Вколите обезболивающее и… медик знает, что ещё вколоть.
Раздражение нарастало, но ничего с собой поделать не мог. Мы ещё не вступили в бой, но уже первые потери, а нам, неизвестно, сколько топать по темноте и самое главное — куда, в какую сторону?!
Достал компас, карту. Осмотрелся. При тусклом освещении от зажжённой свечи, рассмотреть детали, а тем более увидеть ориентиры, чтобы понять, где мы находимся, у меня не получалось.
— Командира группы разведки ко мне!
— Здесь, господин капитан, — послышалось из-за спины.
— Отправь по паре бойцов в четыре направления, нужны ориентиры, где мы находимся, — отдал приказ, когда подошёл Вагиров.
— Командир, пилот перед тем, как… — лейтенант запнулся, но придя в себя, продолжил, — он сказал, что садимся левее двести.
Отменив приказ, я вновь раскрыл карту.
«Значит, левее двести…, так-так. Двести — это обозначение ориентира. Ну, да — точно! Мы в соседнем квадрате, и даже помечено одиноко стоящее здание, как ориентир! М-да, не повезло именно в него врезаться, но в темноте это неудивительно».